Её ладную, но довольно-таки упитанную фигуру, держало в объятиях белое платье в крупный красный горох. В районе талии платье перехватывал пояс с блестящей бляхой. Тело её излучало пленительную музыку порока, ибо стан её походил на изгиб шестиструнной гитары, которую хочется слушать вечно. Потому и зависли под каштаном мужики, бросив шахматную доску. Какая уж тут интеллектуальная игра, когда рядом такое совершенство!
Залитый солнцем летний двор оживал от звонкого, но властного сопрано новой жительницы: «Осторожнее, там хрусталь!» «Телевизор не пни!» «У тебя руки вообще откуда растут? Нежнее надо!»
— Хорош кудахтать! Помогла бы! — надрывно пропыхтел муж, опуская на землю тяжёлую коробку с посудой.
Дама сняла сетчатую шляпку и обмахнулась с достоинством.
— Женщины — создания хрупкие, им тяжести поднимать нельзя, для здоровья вредно.
Звучало это заявление не очень убедительно, потому как «хрупкое создание» выглядело гораздо крепче жилистого мужа.
— Помру я с тобой, Анфиса. В гроб загонишь. Экономишь на моём здоровье — говорил же, что надо нанять грузчиков.
«Мммм… Анфиса! — посмаковал имя прекрасной незнакомки Аркадий и ему на ум пришел воздушный десерт, эдакая трубочка с белковым кремом, которую в детстве покупала ему бабушка в хлебном ларьке. -«Вкуснота!» — подумал он по отношению к обеим предметам блаженства: и о трубочке, и об Анфисе.
Анфиса обвела хищным взглядом старенький, но уютный двор, заросший деревьями и оттого буйно-зелёный. С трёх сторон он был окружён двухэтажными домами, которые возвели, должно быть, сразу после войны, а скорее всего ещё до неё. Дома были рыжими и потёртыми, успевшими выстоять бессчетное множество дождей, метелей, знойных дней и самых разных ветров. Утыканные чудными балконами с самым диковинным наполнением, с торчащими откуда ни попадя спутниковыми тарелками, какими-то дополнительными деревянными конструкциями и массивными печными трубами — бессмысленно-атавистическими в настоящий момент, ведь, слава Богу, центральное отопление было заведено даже сюда, в забытый властями уголок столицы Ставрополья, — а также стоит прибавить сюда коричневые и древние, как остатки Татарского городища, оконные ставни… Эти дома обладали своей непередаваемой атмосферой былых душевных времён, являлись их жалкими остатками. В глазах Анфисы выглядели они, откровенно говоря, страшно. Но не зря в народе говорится, что дарёному коню в зубы не смотрят! Квартирка на втором этаже досталась им по наследству от прабабушки мужа, а жить везде лучше и привольнее, чем на съёме.
Заметив в тени каштана то, что ей нужно, а именно простоватых мужиков разного сорта, Анфиса подобралась, прищурившись, как гепард перед близкой добычей. Она поправила чёрные волосы и кинула мужу через плечо шепотом:
— Ну всё, не ной, Гена, сейчас раздобуду тебе помощников.
И она пошла к ним дурманящей походкой — так ходят женщины, уверенные в своей красоте. У Аркадия зарябило в глазах от красных горошин её платья. Он поставил на шахматную ладью своего «коня» куда попало.
— Шаг и мат! — тут же уделал его более заинтересованный игрок, дед Ефим.
Анфиса улыбнулась им коварной кошачьей улыбкой.
«Богиня!» — ещё раз убедился Аркадий, — «Личиком вылитая Лиз Тейлор! Разумеется, в молодости.»
— Здравствуйте, дорогие соседи! А мы тут к вам на подселение, примите?
— Отчего ж не принять, если люди хорошие, — отвечал дед Ефим. — Ты, Аркашка, ходи уж, устал я ждать.
Аркадий раздражённо отмахнулся, не сводя глаз с Анфисы.
— Вот… — качнула плечом в сторону Газели Анфиса, — вещи выгружаем. Если вам не трудно, не могли бы помочь нам по-добрососедски? За мной должок будет.
— Да какой здесь должок! — поднялись мужики, в их числе и Аркадий, даже дед Ефим встал, скрипя суставами, но ему положили на плечо руку и придавили назад к лавке. — Сиди, дядя, без тебя справимся, а то завтра самого будем выносить вперёд ногами из дома.
Лихо и весело взялись мужики за дело. Словно подвешенные за невидимую верёвочку, потащились на второй этаж первого подъезда коробки, мешки и клетчатые сумки. Анфиса бегала между ними по деревянной скрипучей лестнице, и носик её морщился, если она глубоко вдыхала, потому что самое приятное, чем пахло в подъезде — это внутренностью старой советской тумбочки.
Переступив порог их квартиры, Аркадий первым делом перекрестился. Анфиса недоумённо взглянула на него.
— Царствия небесного покойной Варваре Ивановне, — богобоязненно сказал Аркадий, — довелось мне проводить её в последний путь, милая была старушка, в детстве со мною нянчилась, пирогом осетинским угощала не раз. Так уж Богу угодно было, чтобы именно я выносил её гробик. Помнится, по ступенькам спускаемся, а я ничего не вижу, иду как в тумане… Слёзы в глазах стоят и не смахнёшь их, ведь руки заняты.
— Очень трогательно. Сочувствую вам…
— И я вам тоже.
Аркадий снял кепку и вытер ею пот со лба.
— Мне? — не поняла Анфиса, — за что? Ах, да…
Аркадий протащил одну из сумок в главную комнату.
— Вы извините, что не разуваюсь…
— Ничего, ничего, — пропела Анфиса, — полы так и так мыть.
— Ой, а у вас тут мальчик… — неприятно удивился Аркадий.
Пацан лет восьми полулежал на софе и не отрывался от игры в мобильном телефоне.
— Да, сынок наш, — сладко улыбнулась Анфиса, — Миша, дорогой, поздоровайся с дядей.
— Не хочу, — лениво сказал пацан.
— Миша!
— Ох, ну здрасте, здрасте, здра-туй-те! — покривлялся мелкий нахал.
Анфиса виновато пожала покатым плечиком.
— Какой хороший мальчик! — оголил зубы Аркадий, представляя в душе как он шлёпает ремнём наглого сорванца.
Наконец вещи были занесены и Анфиса стала нетерпеливо прощаться.
— Вы нам так помогли, мы так благодарны! Если вам понадобиться что-то перевести, обращайтесь — эта газелька, что во дворе, наша, муж на ней работает.
— А вы сами чем занимаетесь?
— Я — певица! — пафосно заявила Анфиса. — Пока, правда, начинающая. Пою в фольклорном коллективе. Иногда у нас гастроли, по праздникам.
Аркадий постеснялся спросить сколько же платят за такую работу.
Новые соседи стали обживаться, попутно выбрасывая в мусорку ненужный хлам прабабки. Скопилась его возле мусорного бака целая гора. Анфиса летала по квартире лёгкой птичкой, наводя уют, сынок её пропадал во дворе, где быстро сдружился с местными детьми, а муж с утра до вечера отсутствовал, разъезжая на своём автомобиле. Аркадий, несмотря на то, что был женат, тщетно пытался завести с Анфисой тесную дружбу, он млел от одного её вида. Но Анфиса на все знаки внимания отвечала однобоко и единственными моментами счастья в жизни Аркадия стали моменты, когда Анфиса выходила утром на балкон в ночном пеньюаре, сладко потягивалась там, дышала свежестью нового дня. Дома их стояли под углом друг к другу и Аркадий жадно наблюдал из-за шторки как пеньюар соблазнительно подчёркивает грудь Анфисы, как переливается в утренних лучах её тугая кожа, как томно и страстно она запрокидывает голову, позволяя чёрным нечёсаным волосам щекотать крепкую спину. Аркадию казалось, что всё это она проделывает напоказ, чтобы подразнить его, смутить, выбить из колеи. Бывало, она смотрела на его окна… Аркадий прятался, а когда выглядывал опять, Анфиса заливалась гортанным смехом, тыча пальцем прямо на него. «Бестия!» — думал Аркадий и мечтал хотя бы краем глаза увидеть развешенное на балконе её нижнее бельё. Но Анфиса и тут дразнила его: периодически на верёвках болталось всё, что угодно, только не её лифчики и трусы. Берегла, видимо, от похотливых глаз…
Женщины двора невзлюбили Анфису. А кому понравится, если муж начнёт глазеть на другую, на такую всю из себя фифу? Завидев её во дворе и выдержав паузу, они начинали шипеть:
— Ты посмотри как вырядилась она снова!
Анфиса продефилировала мимо них в эффектном платье, полупрозрачном от нижней части бедра.
— Обтягивающие платья уже не модные и смотрятся пошло!
— Кто в наше время носит шпильки? Прошлый век!
— Знаю я, какая она певица… На панели она стоит… А наши мужики и рты раскрыли, идиоты…
— Стыдно смотреть на неё… Бедный муж! Он, наверное, ни сном ни духом о её похождениях!
Короче говоря, Анфису вполне заслуженно ненавидел весь женский пол, а мужская половина мечтала остаться с ней наедине или хотя бы прикоснуться к вещице, которую носила Анфиса.
Прошло немного времени после переезда, как у Анфисы с мужем сломалась ржавая стиральная машина, которая досталась им от прабабки. Пришлось ехать выбирать новую. Стиркой всегда занималась Анфиса, муж в бытовых вопросах был полный профан. Когда Гена стал изучать на одной из стиралок функции, то удивлённо и очень искренно спросил:
— Хм… Режим «хлопо́к»! Интересно, насколько это опасно? Зачем стирать вещи при помощи хлопков?
Анфиса толкнула его в бок — дурацкая шутка! Но консультант, похихикав, серьёзно ответил:
— Если вы правильно её зафиксируете, чтобы не было тряски во время отжима, то ничего страшного не случится.
— О, об этом не беспокойтесь! — отозвался Гена, — у меня батя всё детство пил и дебоширил, поэтому удержать на месте какую-то стиральную машинку во время отжима труда не составит. Нужно просто как следует подналечь…
Он захохотал и расцвёл, как майский пион, довольный собственной шуткой.
— Заткнись! — рявкнула Анфиса. — Мы берём её, упакуйте. Надеюсь, хоть на такой машинке ты соизволишь хоть иногда заняться стиркой сам!
Кто бы мог подумать, что именно эта стиральная машина исполнит мечты Аркадия и других мужчин…
В начале осени Анфиса собралась ехать на гастроли, а муж остался на хозяйстве.
— Покажи как пользоваться стиралкой. Вдруг я решусь, — попросил Гена.
— Лучше не надо! Но если вздумаешь стирать, то включай режим «синтетика», 40 градусов, наливаешь гель для стирки в крайний правый отдел и всё. Запомни: крайний правый! Ах, да! Отжим лучше на 800.
— А для чего другие режимы? Мне интересно попробовать «хлопо́к». Почему его нельзя поставить на 40 градусов?
— Остальные режимы для женщин, — отрезала Анфиса.
Три дня Гена занимался своими делами, а на утро третьего дня, когда ближе к вечеру должна была вернуться Анфиса, он вспомнил о стирке. Со времён жизни с мамой он знал, что белое от чёрного стирается отдельно. Он решил порадовать жену и вместе с накопленными грязными вещами белого цвета постирать и её кружевное и атласное нижнеё бельё, освежить его, так сказать. Бельё у Анфисы почти всё было белое, матовое или цвета слоновой кости. Это была её слабость. Закидав всё в машинку, он прошёлся по квартире и нашёл на спинке кресла любимые молочные панталончики жены. Носила она их исключительно дома, воображая себя принцессой. Панталоны переливались атласом, как весенние цветы. Муж улыбнулся, вспомнив, как мила и волшебна в них его жена. Затем тоже закинул в машинку. Напоследок он понюхал свои подмышки и решил, что слегка упрел, поэтому снял свой светло-красный джемпер и отправил его вслед за панталонами. А что? Красный — это всё-таки больше белый, чем чёрный!
Итак…
Машинку загрузил… Гель налил… Режим выставил… Кнопку нажал… Машинка подала звук… Какой молодец! Гена почувствовал, что очень устал ото всех манипуляций, словно только что перестирал всё бельё вручную. Он прилёг на диван отдохнуть и проспал до того момента, пока стиральная машина не пропищала об окончании стирки.
Гена начал доставать вещи и пришёл в ужас… Всё, абсолютно всё бельё было розового цвета. Прокрасилось идеально. Гена ахнул. К нему подбежал сын и расхохотался.
— Извини, пап… — давился мальчик. — Сейчас, подожди, я знаю что делать.
Сынок Миша молча открыл сайт ритуальных услуг и показал отцу варианты траурных венков и гробы.
— Мне кажется, в белом гробу ты будешь хорошо выглядеть. А венок лучше красный. Как думаешь? Выбирай пока не поздно, иначе мама закажет тебе розовый гроб под новый цвет своего белья!
Дабы отсрочить хоть на ночь день своей смерти, Гена решил вывесить всю одежду на балконе, хотя знал, что Анфиса никогда не вывешивает своё нижнее бельё на всеобщее обозрение. Но то, о чём жена не узнает, ей не повредит! Прищепок Гена не нашёл (их стащил для дворовых игр сынок и растерял), поэтому вывесил всё просто на верёвки, благо погода была безветренная и обещала таковой и остаться.
Вечером приехала благоухающая красотой Анфиса. Она была счастлива, что получила возможность показать свой талант. За молчание Гена заплатил сыну двести рублей, а сам не отходил ни на шаг от жены, всеми усилиями не позволяя ей подходить к балкону.
Ночью поднялся ветер… Он выл и стучался в окна, рвал листву, грохотал оставленными без фиксации ставнями. Но Гена с Анфисой, утомлённые ночными утехами, спали, как младенцы, и ничего не слышали. Точнее, Гена слышал, но ему казалось, что это сон.
Утром, пока лежали, к ним постучали в дверь… На пороге стоял дед Ефим. Смущённо кашлянув, он вытащил из кармана розовый бюстгальтер и передал поражённой Анфисе.
— Кажется, это ваше? У нас бабы такое дорогое и красивое не носят… Да и размерчик вроде бы ваш…
— Гена! — взвизгнула Анфиса и Гена понял, что ему крышка, финиш, хана…
Анфиса выскочила на балкон и обомлела: её бельё, почему-то розового цвета, висело на чужих балконах, деревьях, проводах… Мужчины, видя такое великолепие у себя под носом, мечтательно улыбались и перекидывались шутками, женщины в голос высмеивали трогательные «кружавчики» и откровенные трусики. Хуже всего было то, что на одном из деревьев, на самой верхушке, висели расправленные панталоны Анфисы. Они развевались по ветру, как флаг. Завидев ошалевшую, с круглыми глазами хозяйку вещей, соседи стали смеяться ещё больше.
В каких только руках не побывало бельё Анфисы… Снимали его отовсюду всем двором. Мужчины, отдавая ей вещи, сально блестели глазами. Нескольких трусиков Анфиса не досчиталась, должно быть, они разошлись по карманам самых верных поклонников. Не смогли достать только одну вещь — розовые панталоны. Ещё долго они трепыхались на дереве, как знамя непризнанной республики любви… Но потом, после очередной ветреной ночи, и они исчезли… Все строили догадки — куда же они могли улететь? И один Аркадий молчал. Через год жена Аркадия случайно нашла их во время генеральной уборки — аккуратно и с любовью сложенные, завёрнутые в полупрозрачную бумагу, они были спрятаны в кладовке — в коробке, где Аркадий хранил самые дорогие памятные вещицы. Женщина не стала устраивать скандал — завернула назад панталоны и закрыла коробку. Так и присоединилась к тёплым воспоминаниям о прошлом несбывшаяся Аркашина мечта.
