Вадим был уже на половине пути в офис, когда ему начала настойчиво трезвонить на телефон мать, Надежда Викторовна.
Движение на дороге в тот день было просто сумасшедшим. Виктор лавировал среди машин, ругался в пробках, перебранивался с другими водителями.
И не мог понять, чем же так заняты дорожные инспектора, которых было больше, чем достаточно в зоне «дорожного бедствия». Но они, похоже, лишь безучастно взирали на творящееся безобразие в надежде, что «само рассосётся».
Вадим подозревал, что так думал не только он, но и большинство водителей — друзей по несчастью. И, конечно, во всей это кутерьме мужчине было не до ответов на телефонные звонки. Он прекрасно понимал, что как раз в этом случае служители дорожного порядка среагируют моментально.
Дорога до офиса заняла почти час против обычных 35 минут. Вадим честно собирался перезвонить матери, как только доберётся до места, но на входе в офис мужчину перехватил шеф, с которым пришлось объясняться.
К счастью, большинство сотрудников в тот день добиралось в подобных условиях, поэтому опозданий хватало. Поэтому он напрочь забыл о своём намерении, тем более, ему срочно пришлось бежать на совещание, которое началось с большой задержкой.
Связаться с матерью он смог только в обед. Услышав на заднем фоне детские голоса, немного напрягся.
— Привет, мам. Извини, не мог раньше позвонить.
— Спасибо, что хоть сейчас вспомнил, – язвительно ответила Надежда Викторовна. – Только уже ничего не нужно. Мы сами разобрались.
— Что-то случилось? – просил Вадим. – Как я понял, Вера у тебя в гостях с детьми?
— Если бы в гостях, – скорбно заметила Надежда Викторовна. – В общем, ты опоздал.
— Да ты можешь объяснить, что произошло? – начал терять терпение Вадим.
— Олег её снова выгнал, – сообщила мать. – Ко мне приехали.
— Вот гад! – вспылили Вадим. – Я разберусь!
Надежда Викторовна, судя по всему, хотела что-то сказать, но не успела. Вадим уже набирал номер мужа своей сестры…
После работы Вадим приехал к матери. Вид у него был такой, словно он узнал что-то весьма неприятное.
— Я говорил сегодня с Олегом, – сказал Вадим, пристально глядя на мать. – Ничего не хочешь мне сообщить?
Надежда Викторовна попыталась принять зашитую позу, но бегающие глазки её выдавали.
— Я для семьи старалась…
— Мама, я же тебя просил!
— Постарайся меня тоже понять…
Надежда Викторовна говорила и говорила, но было видно, что она и сама понимает, что зашла слишком далеко. И Вадим догадывался, что он знает далеко не всё.
Но когда всё выяснилось, грянул грандиозный скандал.
— Вадик, ты должен справить мозги своей жене! – настоятельно выговаривала сыну Надежда Викторовна. – Что это за блажь? В семье столько проблем, а у неё одна дурь в голове!
— Мама, это личное дело Жени, – пытался возражать Вадим. – Она имеет полное право распоряжаться своим имуществом по собственному усмотрению.
— В семье не бывает СВОЕГО имущества! В настоящей семье всё общее! – не унималась Надежда Викторовна.
Вадим молчал. Его уже изрядно вымотала эта тема, которую мать в последнее время поднимала с маниакальной периодичностью.
Проблема заключалась в набившем уже оскомину квартирном вопросе.
Дело в том, что Вадим и его жена Евгения жили в ипотечной квартире, отдавая в месяц приличные суммы за неё. Причём у Евгении в собственности была квартира, но супруги там жить не могли. И тому была веская причина, которую Надежда Викторовна никак не хотела ни понять, ни признать.
— Вадим, это невероятная глупость! – настойчиво повторяла она сыну по телефону. – И если твоя Женя не хочет слушать меня, поговори с ней сам. У меня сердце разрывается, когда я вижу, сколько ты должен впахивать, чтобы вам было, где жить. В то время, как…
— Мама, хватит!
Вадим решительно отключился от разговора. Он уже сам не был уверен, кто из двух сторон конфликта прав, а кто виноват. С одной стороны, спорная ситуация была непосредственно в семье Вадима и Евгении, но с другой…
Пара жила в небольшом городке.
Однако, несмотря на всю свою провинциальность, город имел богатые историю и культурное наследие, частью которого был отец Евгении, Николай Петрович, местный художник-пейзажист. Конечно, его изобразительное искусство не тянуло на масштаб страны, но для своего областного центра было настоящим достоянием.
Евгения потеряла мать ещё в раннем детстве, поэтому жила с отцом в небольшом, но очень уютном деревянном частном доме, довольно старом, но очень крепком, с резными наличниками на окнах. Дом располагался в исторической части города, которую местные власти решили не трогать и оставить для туристов, хотя вокруг громоздились новостройки.
Отец Евгении скончался несколько лет назад, едва успев порадоваться замужеству дочери. Отгоревав, дочь решила устроить из их дома музей. Все факторы были в пользу этого решения: расположение дома, его антураж, внутреннее убранство – Николай Петрович не признавал евроремонта, предпочтя оставить всё в первозданном виде. Мебель в доме тоже была старинная.
Но вишенкой на торте являлось обилие картин самого художника, которыми были щедро украшены стены. Венцом творения был единственный в творчестве покойного художника портрет – его любимой жены и матери Евгении.
Сам Вадим решение супруги поначалу поддержал.
Евгения уже написала заявление в местное отделение Министерства культуры и ждала ответа. Также знающие люди ей подсказали, что перед открытием не мешало бы потратиться на реставрационный ремонт, поэтому почти всю свою зарплату девушка откладывала для этих целей. Семейный бюджет был полностью на плечах Вадима.
Казалось бы, самих супругов всё устраивало, но не свекровь Евгении, Надежду Викторовну.
— Платить бешеные деньги при наличии собственного дома – это совсем мозгов не иметь, – бушевала женщина. – Тоже мне, нашли народное достояние.
— Надежда Викторовна, Вы бы сами сходили и посмотрели, как там красиво и здорово, – говорила ей невестка. – Музею быть!
Свекровь поняла, что с невесткой говорить бесполезно, поэтому с завидной регулярностью наседала на сына. Но и тот пока держал оборону.
Однажды Надежда Викторовна не выдержала.
— Вадик, я подумала… Своди-ка меня в этот недомузей, я своими глазами хочу всё увидеть, – сказала она сыну.
— Мам, некогда мне пока, – отмахнулся он. – Потом как-нибудь.
— Ну, хоть ключи мне дай, сама схожу, – не унималась Надежда Викторовна.
И Вадим согласился, о чём потом горько пожалел. Ключи ему мать вернула и больше насущную тему не поднимала, поэтому мужчина успокоился.
Больше месяца всё было тихо, и вот этот звонок от матери…
Вера была старшей сестрой Вадима.
С мужем Олегом они цапались с завидной регулярностью, несмотря на наличие двух детей. Обычно сестра после каждой громкой ссоры уходила от мужа сама, прихватив детей. Надежда Викторовна постоянно жаловалась на дочь и внуков, которые просто оккупировали её квартиру в такие периоды, лишая покоя и сна.
Как правило, остыв, Вера благополучно возвращалась к мужу, получив удовлетворяющую её дозу извинений с его стороны. Вадим к подобным выходкам со стороны сестры давно привык.
И вдруг мать сообщила, что именно Олег выгнал жену и детей на улицу.
Вадим такого стерпеть не мог и сразу позвонил Олегу, и тот сообщил, что Вера сама ушла от него ещё две недели назад. И сообщила, что пока возвращаться не собирается. Это было странно. Почему же мать всё это время молчала, что дочь и внуки находятся у неё, хотя в прежние времена начинала ныть уже на третий день.
Пока Вадим ехал к матери, смутное беспокойство терзало его, но он поспешно его отгонял. Недомолвки и отговорки матери всё прочнее укрепляли Вадима в самых негативных версиях. Звонок плачущей Евгении всё расставил по своим местам.
Когда Вадим прибыл в отчий дом своей жены, там уже работали полицейские и оценщики. Вадим пришёл в ужас от увиденного.
Значительная часть старинной мебели была повреждена или сломана. Толстые, добротные бревенчатые стены во многих местах чем-то поцарапаны. Но это было не самое страшное…
Картины, вот что пострадало от рук вандалов больше всего остального. Какие-то были залиты и заляпаны едой, на других явно детские руки дорисовали какие-то детали фломастерами и маркерами. На портрете жены покойного художника пририсованы рожки и усы.
Евгения рыдала навзрыд.
Всё, над чем она так долго работала, было безнадежно испорчено. Когда оценщики озвучили сумму нанесённого ущерба, Вадим пришёл в ужас.
— Кто это мог сделать? Кто? – вопрошала плачущая Евгения.
Вадим потрясённо молчал. Кто-то из представителей полиции сообщил, что замок не был вскрыт. Кто-то открыл дом собственным ключом.
— Простите, Вы застраховали дом и картины, – спросил Евгению кто-то из оценщиков.
— Нет, ещё не успела, – ответила она. – Только на днях получила ответ от Минкульта…
Судя по всему, у правоохранителей родилась версия, что погром – дело рук самой Евгении, чтобы получить страховку, но теперь она рассыпалась в прах. К счастью, сломленная шоком девушка вспомнила, что успела оборудовать помещение камерами наблюдения. Увиденное потрясло и её саму, и Вадима.
Оказалось, что когда Евгения внезапно приехала проверить свои владения незадолго до официального открытия, вандалы успели сбежать через чёрный ход. На записях с камер было отлично видно Веру и её детей. И Вадим готов был себя прибить за то, что тогда дал матери ключи. Ему и в голову не могло прийти, как она ими воспользуется…
— А куда мне их было девать? – пыталась оправдаться Надежда Викторовна. – Они мне дома жизнь отравляли своими криками и беготнёй! Всё равно дом пустовал без дела. Жалко кусок дивана?
Поскольку дому уже официально был присвоен статус музея, полиция возбудила уголовное дело в отношении Веры по ст. 214 Ук РФ «Вандализм». Помимо крупного штрафа, женщине надлежало полностью возместить нанесённый ущерб.
— Вадим, скажи своей жене, чтобы прекратила всё это? – истерично кричала в трубку Надежда Викторовна. – Где мы возьмём такие деньги??? Совесть у вас есть? У Веры же двое детей!
Но Вадим резко прервал разговор, поскольку был занят помощью Жене в восстановлении музея. Олег, муж Веры, также умыл руки и активно запустил процесс отчуждения у своей жены детей, которых она использовала для своих манипуляций.
Торжественное открытие музея состоялось через полгода после тех событий. На мероприятии присутствовала основная часть жителей города. Не было Надежды Викторовны и Веры.
