После слов врача о том, что ее муж больше никогда не сможет ходить, она не произнесла ни слова в ответ, и до конца беседы была подобно статуе — не подавала никаких признаков того, что понимает, о чем ей говорят, смотрела сквозь врача расфокусированным взглядом, не шевелилась, не моргала, не убирала с лица растрепавшиеся волосы.
И лишь услышав фразу «Он пробудет здесь до конца недели, а потом вы сможете его забрать», она словно очнулась от обморока и ее лицо снова приобрело осмысленное выражение.
— Куда забрать? – спросила она каким-то странным, механическим голосом.
— Эээээ, домой конечно… — удивился врач. – Да, ему теперь часто придется здесь бывать, но мы не можем обеспечить ему круглосуточный уход, который он получит от вас дома, поэтому…
Он замолчал, т.к. эта странная женщина, напоминавшая ему скорее безжизненную куклу, чем живого человека вдруг расхохоталась.
«Шок» — решил он, налил в стакан воды и предложил ей. Она отказалась, встала и вытирая слезы, выступившие от сильного смеха, ответила ему, уже стоя на пороге кабинета:
— Да, дома его ждет достойный уход!
По пути домой, она забрала из детского сада трехлетнюю дочь. Она улыбалась.
Дома, накормив девочку ужином, она открыла сайт «Госуслуги» и в течение часа оформила заявление на развод. Затем, отключила телефон, уложила в два чемодана вещи – свои и дочери, забрала из холодильника и кухонных шкафов все имеющиеся дома продукты и вызвала такси. Ночевали они уже в арендованной на пару недель квартире.
На работе она попросила перевод в другой регион, поближе к тем местам, где она выросла и где осталась ее семья и пара друзей детства. Как она и ожидала, начальник заупрямился.
— Хорошо, тогда я увольняюсь, — спокойно ответила она.
Заявление о переводе тут же было принято и отправлено на согласование. Она была не из тех сотрудников, которых можно было потерять, без ущерба для компании.
Ближе к вечеру она включила телефон и ее тут же окатило резким напором звонков, голосовых и текстовых сообщений.
«Где ты?? С кем?! Почему недоступна?!? Почему не пришла сегодня в больницу? Почему не принесла мне нормальной, домашней еды?» — вопрошал в сообщениях муж.
«Не будь такой эгоисткой, ты сейчас так нужна ему, а тебя не то, что нет рядом, так с тобой и связаться нельзя!!» — голос золовки в голосовом сообщении почти срывался на визг.
— Почему я тебе сутки не могла дозвониться? Почему Сережа там совсем один, что у тебя за дела такие важные, что ты даже уйти с работы не можешь ради него?! – кричала ей в трубку свекровь. — Ты в курсе, что он теперь нетрудоспособен, не может передвигаться сам и тебе придется о нем заботиться? Ты сообщила на работе, что вынуждена уволиться?! Или ты уже ушла из своего банка?
— Единственное, откуда я ушла, это из нашего брака и из квартиры вашего сына – ответила она свекрови, чеканя каждое слово. – Передайте Серёже, что я ему больше не жена, а он мне не муж. Дома его никто не ждет. Заботиться о нем я не буду, мне хватает для этого моей дочери. Мое заявление о разводе приняли, поэтому юридическая свобода – лишь дело времени. Как он будет теперь жить – мне не интересно, а забота о нем – это теперь ваше дело.
Все номера, относящиеся к семье и друзьям мужа, полетели в блок. А она улыбалась.
Свекровь была не из тех женщин, которых можно было убрать из жизни кнопкой «заблокировать». Она развела бурную деятельность, целью которой было вернуть разум своей спятившей невестке. Ну, а чем еще можно было объяснить подобное поведение и подобные слова?
Ее сын целый год пропадал на тяжелой вахтовой работе, лишь бы его жена и дочь имели все, что нужно для сытой и комфортной жизни. Не брал в рот ни капли спиртного, любил жену, обожал ребенка. Сама она с полутора лет сидела со своей внучкой, чтобы ее невестка могла строить свою карьеру. Закрывала глаза на то, что эта самая карьера той явно дороже, чем муж и дочь – и что в итоге? Чем невестка отплатила за подобную заботу? Сбежала в ночи, как вор, едва узнала о том, что ее муж попал в автокатастрофу и стал инвалидом.
Отказалась выполнить свой долг жены «и в болезни, и в здравии» и вместо этого подала на развод!
Все, кто узнавал о том, как поступила эта «неблагодарная эгоистичная женщина» закатывали глаза, цокали языками, издавали сочувствующие междометия и соглашались с тем, что нужно вернуть ее на путь истинный и в лоно семьи. В конце концов, кто будет заботиться о Сергее теперь? Его мать уже пожилая женщина и ей самой нужна забота, а у его сестры своя семья – зачем ей обуза в виде недееспособного брата?
Вот только связаться с невесткой все никак не удавалось: трубки она не брала, на сообщения не реагировала, с общими знакомыми прекратила всякое общение, а о ее новом месте жительства ничего не было известно. Тогда свекровь решилась на крайнюю меру и однажды утром, несмотря на вялое сопротивление своего сына, который не хотел, чтобы его кто-то видел в инвалидном кресле, она направилась прямиком к ее работе. Вместе с ним.
Они стояли у входа в здание банка, где работала ее невестка и его пока еще жена, поджидая ее.
Она заметила их еще издали – свою воинственно настроенную свекровь, вцепившуюся в ручки инвалидного кресла, в котором сидел ее некогда сильный и здоровый муж. Только сейчас он как-то съежился, высох, постарел и выглядел так, словно отдал бы свои зрение или слух за возможность быть подальше отсюда.
Его мать начала кричать задолго до того, как она оказалась рядом с ними. Она выкрикивала ей в лицо все то, что она с таким смаком и во всех подробностях рассказывала в течение прошедших двух недель всем, кто готов был ее слушать. Кричала она нарочито громко, стараясь привлечь к себе как можно больше внимания случайных прохожих и сотрудников банка, которые заходили и выходили из здания.
И вдруг, в очередной раз кинув взгляд на невестку, она подавилась очередной своей тирадой и онемела от потрясения.
Во-первых, та обращала на нее не больше внимания, чем на урну с мусором, стоящую позади них.
А во-вторых, она смотрела на своего поникшего в кресле мужа и …улыбалась. И выражение ее лица было таким, каким бывает лицо человека, который увидел что-то прекрасное и теперь пытается запечатлеть это в памяти на всю оставшуюся жизнь.
Подойдя на расстояние одного шага, она наклонилась к нему так, чтобы их лица были на одном уровне и громко произнесла семь слов, услышав которые, двое ее коллег, спешащих на работу, так и застыли на ступеньках:
«Теперь ты поймешь, что такое настоящая беспомощность!»
И поднявшись по лестнице, она скрылась в вестибюле. Вслед ей не донеслось ни слова.
То был ее последний рабочий день в этом подразделении, и она провела его в социальном вакууме. Коллеги не заговаривали с ней, отводили глаза, когда она проходила мимо, зато до нее то и дело доносились обрывки тихих разговоров: «… не захотела возиться с инвалидом…», «бросила его, как только узнала…», «…очевидно же, что к любовнику ушла, зачем ей эта обуза…», «…эгоистка, муж ее каждый день с работы встречал, а она…»
А она улыбалась.
В конце рабочего дня, когда смена была закрыта, деньги сданы, документы собраны и подписаны, ее личные вещи уложены в небольшой рюкзачок, а она уже шла к выходу, вслед ей раздалось то, о чем наверняка думали все, но решился сказать вслух лишь один человек:
— Ты после этого в зеркало-то сможешь на себя смотреть без стыда?
Она обернулась. Несколько десятков глаз смотрели на нее, презрительно, снисходительно, осуждающе.
— Впервые за последние три года я смотрю на себя в зеркало без стыда! – ответила она и закрыла за собой дверь в самый последний раз.
Через несколько часов поезд уносил их с дочкой навстречу новой жизни. Она не знала, что их ждет, но не сомневалась, что больше никто и никогда не вынудит ее снова чувствовать себя зависимой и беспомощной, как это делали ее муж и его семья все эти годы.
Никто из тех, кто знал эту историю только с одной стороны и едва ли не плевал в нее сейчас, просто никогда не был на ее месте – на месте женщины, которая буквально выживала с ребенком на руках совсем одна, несмотря на видимость семьи и благополучия.
Никто не ощущал ее усталости, когда она, шатаясь от многомесячного недосыпа, просила мужа посидеть с ребенком хоть один час и дать ей поспать, но вместо поддержки слышала в ответ:
«Ты находишься в декретном отпуске! Ребенок – это сейчас полностью твоя забота, мне что – и дитя качать и деньги зарабатывать?» — и он уходил к своим друзьям, пить, гулять и радоваться жизни, в то время как она теряла сознание от отсутствия сна и отдыха.
Никто не чувствовал ее отчаяния, когда муж, поняв, что живой ребенок отличается от тех смеющихся розовощеких карапузов, которых показывают в кино, вместо того, чтобы взять на себя свою часть ответственности за своего ребенка и разгрузить жену, взял и перевелся работать вахтовым методом, лишь бы как можно реже бывать дома.
Никто не был знаком с ее болью, когда из-за постоянных хлопот с ребенком один на один, она не имела возможности попасть к врачу и в результате, однажды ее увезли в больницу на скорой с мигалками, экстренно прооперировали и неделю она провела в реанимации, а потом еще месяц ходила согнувшись. Врачи ругали ее за халатное отношение к собственному здоровью, а ребенком все это время занималась семья мужа, разделив между собой то, с чем она справлялась в одиночку почти год и с нетерпением дожидаясь, когда же ее выпишут, ибо они так «устали от ее ребенка!»
Никто не знал, что деньги, которые муж зарабатывает «ради семьи», как считала мать мужа, тот спускает на свои желания, выдавая ей мизерные суммы на продукты, требуя при этом шведского стола и вынуждая ее каждый раз выпрашивать у него деньги на другие необходимые вещи для нее и ребенка.
Никто не присутствовал при их первом и единственном разговоре о разводе, когда муж пришел в такую ярость, что крушил все, что попадалось ему под руку, перепугал ребенка, разбил ее телефон, а утром она обнаружила, что он уехал на вахту, забрал все имеющиеся у нее наличные деньги, банковскую карту и все продукты, имеющиеся дома. Этакое наказание за то, что рабыня попыталась взбунтоваться.
Именно тогда она и направилась к свекрови – пешком через полгорода, с дочерью в коляске, т.к. денег у них не было даже на автобус. Рассказала все, как есть, показала разгромленную квартиру, пустые кухонные шкафы и холодильник. И услышала в ответ:
«Что ты сделала? Изменила ему, наверное? Он не мог так разозлиться ни с того, ни с сего!»
Она знала, что мать мужа всю жизнь живет с оглядкой на чужое мнение и вопрос «а что люди скажут?» является для нее одним из самых важных в жизни. Они пришли к соглашению – она возвращается на работу, больше не заговаривает о разводе, сохраняет видимость благополучия, а свекровь помогает ей с внучкой. Правда, в «помощь» свекрови помимо присмотра за ребенком до тех пор, пока девочку не приняли в детский сад и во время ее больничных, входили еще и каждодневные упреки и обесценивание ее как матери, как хозяйки и как женщины.
Она терпела. Она больше не хотела быть беспомощной. Ей нужно было вырваться из этого ада зависимости от других людей.
Никто не знал о том, что муж примчался домой, едва узнал, что она снова возвращается на работу, в социум, в жизнь. Не слышал, какими словами он ее называл, какими угрозами и проклятьями сыпал. И требовал второго ребенка на протяжении последних двух лет не потому, что любил и хотел детей, а чтобы снова сделать ее зависимой от него.
И конечно же, никто не подозревал, что почти каждый день он встречает ее с работы и везет в детский сад, а потом домой не потому, что заботится о ней, а из страха, что кто-то отберет у него его игрушку и он потеряет возможность чувствовать себя всесильным за ее счет…
А еще… ее муж конечно же, никому не расскажет, что стал инвалидом, потому что сел за руль в нетрезвом состоянии. А нетрезв он был, потому что она вышла к нему с работы на час позже обычного – они отмечали день рождения коллеги, и она посмела не доложить ему об этом, не предупредила, не спросила разрешения. Назвав ее женщиной легкого поведения, он так и оставил ее там, на стоянке у работы и поехал заливать свое «горе». В результате, до дома он так и не доехал.
Поезд уносил ее все дальше от места ее заточения. Ее – женщину, которая в глазах других людей бросила своего любящего мужа в самый трудный для него период, потому что не захотела становиться его нянькой и сиделкой в благодарность за все, что он для нее сделал. Для них она всегда будет бессердечной и неблагодарной эгоисткой, разрушившей семью и предавшей того, кто так сильно заботился о ней и о дочери все это время!
Она была свободна. Она улыбалась.