Но постепенно безоблачное счастье молодой семьи начало омрачаться из-за непростых отношений Насти со свекровью Марьей Петровной. Поначалу пожилая женщина лишь приветливо улыбалась и ласково называла невестку не иначе как «доченька». Однако стоило Сергею отвернуться, как взгляд свекрови становился колючим и недобрым. Она то и дело критиковала Настю по любому поводу: то борщ пересолила, то белье недостаточно хорошо выгладила, то с ребенком неправильно занимается. От этого беспочвенного придирок на глаза Насти нередко наворачивались слезы, но она стоически терпела, не желая расстраивать мужа.
После рождения внука Марья Петровна вообще стала вести себя так, будто Настя ей чужая и вообще лишняя в этом доме. Свекровь без стеснения командовала невесткой, постоянно делала ей замечания и всячески демонстрировала свое недовольство. Складывалось впечатление, что пожилая женщина намеренно пытается вбить клин между молодыми супругами.
Сережа в ответ на жалобы жены лишь беспечно отмахивался и говорил, что Настя преувеличивает, что мама у него хоть и строгая, но справедливая, и хочет им только добра. Вот и сейчас, уезжая на три дня в командировку, он только и сказал:
— Ладно тебе, Настен, не принимай близко к сердцу. Не обращай внимания на мамины придирки. Ну строгая она у меня, не всегда можно ей угодить. Зато плохого не посоветует — дачу и правда давно пора продать, толку от нее никакого, а деньги лишними не будут. Возьми документы у мамы да подпиши, чтоб не тянуть резину.
«Легко ему говорить!» — думала Настя, чувствуя, как внутри нарастает глухое раздражение. Ей всю ночь снились тревожные кошмары, в которых злобная свекровь с перекошенным от ярости лицом выгоняет ее с маленьким сыном на улицу. Промаявшись до рассвета, молодая женщина так и не смогла уснуть, без конца прокручивая в голове события вчерашнего дня. С какой стати Марья Петровна так торопит ее с подписанием бумаг? Почему не хочет дождаться Сережиного возвращения? Неужели задумала какую-то пакость?
Тяжелые мысли прервал требовательный звонок в дверь. Настя вздрогнула и поплелась открывать, невольно ежась от неприятного предчувствия. На пороге стояла свекровь собственной персоной — одетая с иголочки, надменная и решительная, всем своим видом излучающая неодобрение.
— Доброе утро, Анастасия, — процедила Марья Петровна, не удостоив невестку даже подобием приветливой улыбки и бесцеремонно проходя в квартиру. — Я тут подумала, чего тянуть кота за хвост с оформлением документов на дачу. Давай-ка прямо сейчас все и подпишем, нечего время терять!
— Но Марья Петровна, — попыталась возразить опешившая Настя, — я же вчера ясно дала понять, что хочу дождаться Сережу. Это ведь серьезное дело, нужно все как следует обсудить, взвесить…
— Глупости! — грубо оборвала ее свекровь. — Чего там обсуждать-то? Ты вообще головой думаешь? На кой черт сдалась нам эта грошовая развалюха за городом, если туда никто не ездит? Только на налоги и тратиться! А продадим — глядишь, и деньжат поднакопим, глядишь, тебе на какую ни то безделушку хватит. Все уже решено, нечего рассусоливать.
С этими словами Марья Петровна повелительным жестом пододвинула к Насте увесистую пачку бумаг и протянула ручку, всем своим видом давая понять, что возражений не потерпит.
— Настенька, подпиши тут документы. Всего лишь формальность. И чтоб без фокусов, не то хуже будет! Мне твои бабьи закидоны ни к чему, у самой дел невпроворот.
У Насти задрожали руки, когда она стала просматривать документы, которые ей вручила свекровь. Напечатанные мелким шрифтом казенные формулировки путались и рябили перед глазами, никак не желая складываться в связный текст. Но вдруг взгляд выхватил до боли знакомый адрес — тот самый, где располагалась квартира, в которой они сейчас находились!
— Погодите, Марья Петровна! — ахнула потрясенная Настя. — Это что еще за дарственная на нашу квартиру? На имя вашей дочери Кати? Вы что же, решили нас с Сережей и внуком лишить единственного жилья и на улицу выгнать?!
На лице свекрови на мгновение промелькнуло замешательство, но она тут же взяла себя в руки и растянула губы в неестественной улыбке:
— Ну что ты, Настенька, как можно! — пропела она елейным голоском. — Это ты зря горячишься, дочка. Никто вас никуда не выгоняет, типун тебе на язык! Просто я тут заодно припасла кое-какие документики на сыновнюю квартирку. Исключительно вам во благо, между прочим!
— Это еще каким образом? — прошипела Настя, чувствуя, как внутри у нее все закипает от праведного гнева. Ну надо же, какая «заботливая» свекровь!
— А вот так! Подумай сама, глупая, не маленькая ведь уже. Пора бы о собственном доме подумать, об ипотечке там или чем подобном. А то живете все в моей квартире, стесняете старого человека! Катюша вон тоже свой уголок иметь хочет, замуж скоро собралась, без жилья куда? Так что ты не серчай, Настена, что я вам добра желаю. Распишешься на дарственной — глядишь, мы с Сережей вам деньжат на первый взнос и подкинем. А через годик-другой, даст бог, ипотечку и выплатите, заживете душа в душу в собственной квартирке. Так что не упрямься, подписывай, от добра добра не ищут!
— Да вы в своем уме?! — чуть не завизжала Настя, комкая в дрожащих руках злополучную дарственную. — Какая еще ипотека, когда у нас маленький ребенок? На что жить эти «годик-другой», пока кредит не погасим? Знаете что, Марья Петровна, летите-ка вы со своими документами куда подальше! Ноги моей больше в вашем доме не будет, так и передайте своему сыночку!
— Ах ты неблагодарная! — взвилась свекровь, живо сбрасывая маску доброжелательности. — Да я тебя в порошок сотру, мокрого места не оставлю! Связалась на свою голову с оборванкой безродной, теперь расхлебывай! Но ничего, Сережка-то мой, никуда не денется! Да он с тобой, курицей безмозглой, и разговаривать не станет, не то что делиться! Вот погоди, голышом вылетишь отсюда вместе со своим щенком, будешь знать, как мне перечить!
Брызжа слюной от бешенства, Марья Петровна подхватила сумочку и вылетела за дверь, напоследок одарив Настю уничтожающим взглядом. А та, обессиленно привалившись к стене, сползла прямо на пол и разрыдалась, уткнувшись лицом в ладони. Слезы лились и лились, никак не желая останавливаться — Настя выплакивала разом всю боль, страх и обиду, копившиеся в душе долгие месяцы.
Немного придя в себя, она на подгибающихся ногах добрела до спальни и трясущимися руками набрала номер мужа. Несколько долгих гудков показались ей вечностью. Наконец в трубке раздался сонный и недовольный голос Сергея:
— Алло, Насть, ты совсем с ума сошла? Семь утра, между прочим! У меня важная встреча через час, а я из-за тебя не выспался!
— Сережа, милый, пожалуйста, только не злись! — зачастила Настя, давясь рыданиями. — У нас такое случилось, такое… Короче, твоя мама приходила. Требовала, чтоб я подмахнула какие-то левые бумаги на дачу. Ну я и отказалась, сказала, что без тебя ничего решать не стану. А она разозлилась и стала орать, мол я неблагодарная тварь и она меня уничтожит. А потом… Сереж, ты прикинь, я в этих бумажках случайно узрела дарственную на нашу квартиру! Марья Петровна, оказывается, задумала отписать ее Катьке, а нас с Димкой на мороз, представляешь?! Ну я ей и отказала, а она совсем озверела, такого мне понаобещала — жуть! Сереженька, я боюсь! Да как она могла, а? Неужели ты позволишь, чтобы нас с сыном по миру пустили?
На том конце провода воцарилось тягостное молчание. Когда Сергей наконец ответил, голос его звучал непривычно хмуро и холодно:
— Вот же черт… Слушай, Насть, по чесноку говоря — накрутила ты себя на пустом месте. Мама, конечно, не сахар, но не станет она нас на улицу выгонять, тем более с внуком. Просто ты ее характер знаешь — вспылила в сердцах, наговорила лишнего. С кем не бывает. Только я тебя умоляю — не кипишуй пока, ладно? Сам со всем разберусь. Ты пока сиди дома и никуда не рыпайся. Приеду — потолкуем. Ну все, мне бежать пора. Не раскисай там!
— Сереж, подожди! — взмолилась было Настя, но муж уже отключился.
В полном смятении она без сил опустилась на диван, бездумно уставившись в одну точку. Мысли путались, слова Сергея не шли из головы. Как это — «накрутила на пустом месте»? Выходит, он считает ее идиоткой, которая сама себе надумала? А документы, а угрозы свекрови — это по его «пустое место»?
Настя чувствовала, как к горлу подступает тошнота. Неужели Сережа и правда готов поверить матери, а не ей? В голове не укладывалось, что любимый муж может так легко от нее отмахнуться. Ведь речь шла об их общем доме, об их маленьком сыне! Как Сергей мог оставаться таким равнодушным и безучастным?
«А может, свекровь права и он никогда меня по-настоящему не любил?» — с горечью подумала Настя, кусая губы, чтобы не разрыдаться снова. — «Может, я для него так, временное развлечение, пока мамочка настоящую невестку не подыщет? Богатенькую там или родовитую… Господи, да за что же мне все это?!»
Слезы все-таки хлынули из глаз, и Настя поспешно утерла их рукавом халата. Нет уж, хватит распускать нюни! Она должна взять себя в руки и что-то решать. В конце концов, не она первая, не она последняя. Сколько таких свекровей на белом свете, сколько несчастных невесток страдает от их козней и уловок! Но Настя твердо решила, что не станет одной из них. Она будет бороться за свою семью, за свое право быть рядом с любимым мужем и сыном.
Поразмыслив, она пришла к выводу, что лучший выход — это спокойно поговорить с Сережей с глазу на глаз, без истерик и взаимных упреков. Рассказать ему начистоту о своих страхах и подозрениях, попытаться вместе найти решение. В конце концов, они ведь не чужие друг другу люди! Сергей просто обязан прислушаться к ее доводам и встать на ее сторону. Не мог же он и впрямь предпочесть интересы матери интересам собственной жены и ребенка!
Воодушевленная принятым решением, Настя вытерла слезы и принялась наводить порядок в квартире, ожидая возвращения мужа. Она то и дело поглядывала на часы, мечтая поскорее оказаться в объятиях Сережи, почувствовать его поддержку и защиту. Теперь, когда у нее был план действий, на душе стало немного легче.
Ближе к вечеру в прихожей раздался звук поворачивающегося в замке ключа. Сердце Насти радостно забилось — наконец-то, дождалась! Она со всех ног бросилась встречать Сергея… и застыла на пороге как громом пораженная. Рядом с мужем стояла Марья Петровна с торжествующей ухмылкой на лице.
— Вот, полюбуйся, сынок, какая у тебя верная и любящая женушка! — ехидно процедила свекровь. — В твое отсутствие вон как разгулялась, сил нет! Гляди, как на дарственную накинулась, прямо глаза загорелись. Видать, не терпится из дома тебя вытурить да на улицу пустить, чтобы одной во всю ширь развернуться!
— Сережа, да что она такое говорит?! — вскричала потрясенная Настя. — Это же неправда, ты же знаешь! Я тебя люблю, я ни за что…
— Настя, успокойся, — устало оборвал ее Сергей. — Давай не будем устраивать сцен при матери. Пойдем на кухню, нам надо серьезно поговорить.
У Насти упало сердце от этого тона, от непроницаемого выражения его лица. Она покорно проследовала за мужем, чувствуя, как истерика снова подступает к горлу. Едва за ними закрылась дверь, Сергей резко развернулся и, не глядя жене в глаза, глухо произнес:
— Настя, я тебя очень прошу — подпиши эти чертовы бумаги. Неужели ты не понимаешь, что затеяла мама? Она ведь от своего не отступится! Зачем нам этот геморрой, эти бесконечные скандалы? Я на работе не могу сосредоточиться, ни о чем другом думать не в состоянии! Ну что тебе стоит уступить, в самом деле?
— Сережа, любимый, да как же так? — задыхаясь от обиды и разочарования пролепетала Настя. — Ты что, не видишь, что она пытается нас рассорить, разлучить? Неужели тебе мама дороже жены, дороже собственного сына? Ты правда готов выставить нас из дома ради ее прихоти?
— Господи, да никто нас никуда не выставляет! — раздраженно рявкнул Сергей, пряча глаза. — Ты все неправильно поняла. Ну хочет мама квартиру на Катьку переписать, так пусть! Нам-то что, жить что ли негде будет? Накопим, купим свою, делов-то. Я ж тебе объяснял уже — не стоит из-за таких пустяков копья ломать!
Настя почувствовала, что еще немного — и она сорвется в истерику. Кровь стучала в висках, в горле стоял комок горьких, несказанных слов. Сергей, ее Сережа, любимый и родной, готов предать их семью, поступиться их счастьем — и все ради престарелой стервы, возомнившей себя главной в их жизни! Как, ну как такое возможно?
Видя замешательство жены, Сергей тяжело вздохнул и, понизив голос почти до шепота, проникновенно произнес:
— Насть, ну пойми ты наконец. Не в этом ведь суть, не в деньгах, не в квадратных метрах! Дело в том, что для меня очень важно наладить отношения между вами. Мама — она ведь не вечная. Года ее уже не те, здоровье барахлит. Нельзя с ней ссориться, нужно ей уступать хоть иногда, пусть порадуется напоследок. А мы с тобой — молодые, здоровые, у нас вся жизнь впереди. Стерпится-слюбится, вот увидишь! Ты только потерпи немного, не упрямься, и все наладится, обещаю. Ну так что, подпишешь? Ради меня, ради нашей семьи?
У Насти потемнело в глазах и тихонько зазвенело в ушах. Медленно, словно во сне, она подошла к столу, взяла протянутую Сергеем ручку и, не читая, подмахнула какие-то бумаги. Руки тряслись и не слушались, перед глазами все плыло от подступивших слез.
— Ну вот и умница, — просиял Сергей и, подхватив документы, поспешно ретировался в гостиную к поджидавшей его матери. — Я быстренько отнесу маме, а ты давай накрывай на стол. Сегодня отметим наше с тобой семейное счастье!
Он подмигнул напоследок ошеломленной жене и скрылся за дверью. А Настя, оцепенев, продолжала стоять посреди кухни, бессмысленно глядя в одну точку. Слезы больше не текли, внутри была только звенящая пустота и странное онемение, охватившее все тело.
«И это — мой муж, мой любимый, отец моего ребенка?» — с горечью думала она, силясь осознать случившееся. — «Человек, с которым я мечтала прожить до глубокой старости… Как же я ошибалась в нем! Как не сумела разглядеть за красивой маской этого малодушного, безвольного маменькиного сынка! Боже, ну за что мне это наказание?!»
Сердце превратилось в холодный комок боли. Настя вдруг с пронзительной ясностью поняла, что их брак, который казался ей незыблемой крепостью, рухнул в одночасье как карточный домик. Рухнул и погреб под обломками ее веру, ее надежды, самый смысл ее существования.
Она не знала, как сможет жить дальше. Не представляла, как сумеет смотреть Сергею в глаза после его подлого предательства. Одно Настя понимала отчетливо — в этом доме ей больше не место. В этой семье, отравленной ядом алчности и лицемерия, ей никогда не будет счастья.
«Я должна бежать отсюда, бежать не оглядываясь!» — лихорадочно думала Настя, комкая в руках злополучную дарственную. — «Немедленно забрать сына и уйти, пока не стало слишком поздно. Я больше не позволю помыкать собой, не позволю решать за меня мою судьбу! Даже если придется начинать все с нуля — я справлюсь, я смогу! Лишь бы подальше от этого змеиного клубка…»
Сергей с матерью, ничего не подозревая, продолжали шумно праздновать свою сомнительную «победу». Настя, спотыкаясь и едва сдерживая подступившую тошноту, тихонько прокралась в детскую. Бережно, стараясь не разбудить, подхватила на руки безмятежно посапывавшего Димку, закутала в одеяльце.
Глотая слезы, она торопливо побросала в сумку самое необходимое и на цыпочках выскользнула в коридор. Бросила прощальный взгляд на запертую дверь кухни, за которой беззаботно веселились два самых близких ей человека, разом предавшие ее любовь и доверие. Тряхнула головой, отгоняя жгучую боль. И, прижимая к груди притихшего сынишку, решительно шагнула за порог — навстречу новой неизвестной жизни.
Глухой стук захлопнувшейся двери эхом отдался в опустевшей квартире. Настя не оглядывалась. Она знала, что впереди ее ждут непростые испытания. Но твердо верила — что бы ни случилось, она сумеет защитить и сберечь свое единственное сокровище, свою кровиночку. И когда-нибудь обязательно обретет свое право быть счастливой — вопреки всему.
