Ольга замерла с кружкой в руках. Кофе давно остыл, а она всё ещё стояла у окна, как будто надеясь, что сейчас проснётся и всё окажется сном.
— С чего это вдруг? — она повернулась к мужу. Голос её звучал спокойно, но в глазах вспыхнуло недоумение. — Это мои деньги, Паша. Я их заработала.
— А я? Я что, зря вкалываю? — Павел подошёл ближе, руки его нервно сжимались в кулаки. — Я мужик в доме, я должен распоряжаться!
— Ты? — Ольга горько усмехнулась. — Тебе своих-то денег на друзей и пиво не хватает?
— Не смей так со мной разговаривать! — Павел повысил голос. — Ты мне ещё указывать будешь? Я тут глава семьи!
— Глава семьи? — она вскинула брови. — Глава семьи за полгода ни копейки в дом не принёс.
— Потому что работы нормальной нет! — выкрикнул Павел. — А ты? Ты не видишь, как я стараюсь?
Из соседней комнаты послышался слабый плач их трёхлетней дочки, Маши. Ольга быстро сделала шаг к двери, но Павел преградил ей путь.
— Пусть орёт, — буркнул он, — привыкнет. Давай договорим.
— Договорим? — Ольга почти кричала. — Ты хочешь, чтобы я всю жизнь молчала? Чтоб ты тратил мою зарплату, а я смотрела, как Машка спит на старом одеяле?
— Ну вот, опять ты за своё, — Павел хмыкнул и скривился. — Баба, как баба: дай ей слово сказать — всю душу вынесет.
— Да пошёл ты, Паша! — она в сердцах швырнула кружку на пол. Керамика разлетелась, и по кухне запахло кофе. — Я больше так не могу!
Павел посмотрел на неё исподлобья. Глаза сузились, словно он видел перед собой не жену, а противника.
— Так будет, пока я в этом доме, — произнёс он, угрожающе тихо. — Поняла?
Ольга молчала. Она почувствовала, как горячие слёзы жгут её лицо, но отводить глаза не стала.
— Ладно, раз так… — она сделала шаг назад, обогнув осколки. — Сама решай, как тебе жить. Я ухожу.
— И куда ты пойдёшь? — Павел ухмыльнулся. — К мамочке, небось? Да кому ты там нужна с ребёнком?
Ольга ничего не ответила. Она молча прошла мимо него, не оглядываясь, и закрыла за собой дверь в спальню. В комнате было темно, только из окна струился свет фонаря. Машка всхлипывала в кроватке, её маленькие ручки крепко обнимали старую плюшевую собаку.
— Всё хорошо, Машенька, — шептала Ольга, беря дочь на руки. — Всё будет хорошо.
За дверью слышались шаги Павла. Потом хлопнула ещё одна дверь. Наступила тишина. Но этой тишины Ольга не ощущала — внутри неё всё ещё гремели слова, сказанные только что. Она почувствовала, что этот вечер изменит её жизнь.
Ольга сидела на краешке дивана, держа в руках старую фотографию. На снимке она, ещё совсем юная, улыбается рядом с Павлом. Тот обнимает её за плечи, щурится на солнце. Тогда ей казалось, что впереди у них — счастливая жизнь. Она тяжело вздохнула.
Воспоминания накрыли её, словно волна.
— Ну, как тебе? — Павел в дорогой кожаной куртке, широко расставив ноги, с лёгким шиком щёлкнул зажигалкой. — Устраиваю?
— Устраиваешь, — Ольга улыбнулась, но немного смущённо. — Только куришь ты много.
— Да брось, крошка, — Павел затянулся и выдохнул дым, — это ж для стиля. У меня всё схвачено: сейчас эту работу добью, через год открою своё дело. Мы с тобой будем на море кататься. На тачке, конечно.
— На море? — Ольга засмеялась, пытаясь представить себя рядом с ним где-то на побережье. — Ну-ну.
— Чё «ну-ну»? — Павел обидчиво скривился. — Я серьёзно. Вот увидишь, я тебе жизнь устрою, как в кино.
И ведь она верила. Молодая, доверчивая учительница, только что переехавшая из деревни в город, она смотрела на Павла как на звезду. Он умел говорить красиво: обещал ей «счастье», «стабильность», «любовь до гроба». Казалось, он знает ответы на все вопросы. А она? Она тогда ничего не знала о жизни.
— Ну что, готова? — спросил Павел утром в ЗАГСе, нервно поправляя галстук. — Невеста моя.
— Готова, — Ольга кивнула и рассмеялась. — Только ты успокойся. Что ты дёргаешься?
— Да просто, знаешь, момент серьёзный. Я ж теперь мужик в семье, отвечаю за всё. Это тебе не шуточки, — он посмотрел на неё с гордостью.
Тогда ей это понравилось. Казалось, что он действительно хочет быть её опорой.
Но прошло пару лет, и реальность врезалась, как холодный ветер.
— Слышь, Оль, дай пару тысяч, — сказал Павел однажды вечером, плюхнувшись на диван. — Там пацанам надо помочь с гаражом.
— Паша, а у нас что, лишние деньги? — Ольга убирала в шкаф детские вещи. — Ты ведь говорил, что сам заработаешь.
— Да я заработаю! Просто щас момент сложный, понимаешь? Все через это проходят. Ты чё, не веришь в меня?
Она верила. Ещё долго верила, даже когда он начал пить.
— Ну я ж не алкоголик, Оль, — говорил он, возвращаясь домой с перегаром. — Это просто расслабиться. Ты не понимаешь мужскую жизнь.
Она понимала, что что-то идёт не так. Но как это исправить, не знала.
После рождения Машки всё стало ещё сложнее. Павел потерял работу.
— Так бывает, Оля, — уверял он, сидя за компьютером. — Увольняют лучших. Это не значит, что я плохой. Просто система такая.
— Может, найдёшь что-то другое? — осторожно спросила она.
— А ты думаешь, я без дела сижу? — он вскочил, махнув рукой. — Я ищу, но не всё сразу! Чё ты пилишь-то?
— Я не пилю, я просто переживаю, — Ольга сдерживала слёзы.
Она взяла на себя всё: работу, ребёнка, дом. А он продолжал сидеть, смотреть фильмы и пить пиво с друзьями.
Накануне сегодняшнего скандала Павел неожиданно ворвался на кухню.
— Ну что, получила премию? — в его голосе был едва скрываемый азарт.
— Да, — осторожно ответила Ольга, не понимая, почему он так улыбается.
— Отлично. Значит, можно чуть-чуть отпраздновать. Ты дай мне десять тысяч. А, может, и пятнадцать. Там у Витька день рождения, надо подарок нормальный.
— Что? — она опешила. — Нет, Паша. Эти деньги на Машу. Надо новую кровать. Ей уже тесно.
— Какая кровать? — Павел захохотал. — Ты, что ли, на неё копила? Ты получаешь деньги — ты делишься с мужем. Это нормально.
— Нормально? А ты? Ты хоть что-то вложил за последний год?
— Да ты что, считаешь мне в лицо бросать? Ты обнаглела, Оля! — он грохнул кулаком по столу. — Мужик тут я, ясно?
Этот разговор стал началом того, что случилось вечером.
Теперь она сидела в спальне с Машей на руках, слушая, как Павел ругается на кухне. Она поняла: он никогда не изменится.
— Оль, ну ты это, выходи, хватит, — Павел стоял у двери спальни, постукивая пальцами по косяку. — Сколько можно молчать? Ты же понимаешь, что я прав.
Ольга сидела на кровати, рядом спала Маша, прижимая свою игрушку. Её пальцы нервно теребили край покрывала. Она молчала.
— Ну ты чё, теперь играться вздумала? — Павел повысил голос. — Открывай, говорю!
Тишина. Ольга слышала, как он прошёлся туда-сюда по коридору, потом снова вернулся к двери. Его голос стал тише, но в нём зазвучали железные нотки.
— Я тебе что сказал, Оль? Хватит, говорю, придуриваться. Ты мне женой называешься или кем? Деньги в семью давай, ясно?
Ольга встала, медленно подошла к двери и, обхватив ручку, вдруг резко дёрнула её. Павел от неожиданности отшатнулся.
— Слушай сюда, Паша, — она смотрела прямо ему в глаза, голос звучал глухо, но твёрдо. — Я больше не дам тебе ни копейки. Ни одной. Всё, хватит.
— Ты что несёшь? — он удивлённо вскинул брови. — Ты чё, совсем? Ты меня под каблук загнать решила?
— Под какой каблуком? — Ольга покачала головой. — Ты сам-то посмотри на себя, Паша. Сидишь дома, ничего не делаешь. И ещё кричишь, что ты глава семьи. Глава чего? Пива и дивана?
— Ты рот закрой, Оля! — Павел шагнул к ней, но она не отступила. — Ты меня мужиком не считаешь, да? А кто кормил тебя, когда ты с универа свой заканчивала, а?
— Кто? — она вскинула подбородок. — Это было сто лет назад. А сейчас ты что делаешь? Ты ничего не делаешь, Паша. Ты даже ребёнка на улицу не выведешь.
— Потому что мужики бабье дело не делают, ясно? — Павел вспылил. — А ты тут всё на меня валишь, типа я виноват, что тебе хреново живётся. А ничего, что я тебя вообще из глухомани вытащил? Кто тебя ещё возьмёт? Ты с ребёнком никому не нужна!
— Я сама себе нужна! — голос Ольги дрогнул, но она не отступала. — Мне не нужен ты, Паша. Понял? Всё, хватит. Я ухожу.
— Уходишь? — он рассмеялся, но смех был нервным, натянутым. — Ты куда? К матери своей? Ты без меня пропадёшь!
— А с тобой я уже пропадаю, — она отвернулась и пошла к шкафу. — Соберу вещи и уеду.
— Ага, уедешь. Давай, попробуй, — Павел стал ходить кругами по комнате. — Кто тебя с ребёнком отпустит? Это мой дом, ты поняла? Мой!
— Пусть твой, — Ольга равнодушно сложила в сумку пару платьев и Машины игрушки. — Я тут жить не буду. Хочешь — живи. Один.
— Да ты чё, правда собралась? — Павел застыл на месте, глядя, как она укладывает вещи. — Ты смеёшься, да? Ну-ка, брось это!
— Не брошу, — она подняла на него глаза. — Всё, Паша. Мы уезжаем.
— Машка моя, ты поняла? — он повысил голос, почти закричал. — Я её тебе не отдам!
— Не смеши, — Ольга улыбнулась холодно. — Как ты её не отдашь? Ты же даже не знаешь, чем её кормить.
Павел остановился, размахивая руками, словно пытался найти, что сказать. Но слов не было. Ольга взяла Машу на руки, тихо шепнула ей: «Пойдём, солнышко». Девочка сонно прижалась к ней, ещё не понимая, что происходит.
Когда Ольга проходила мимо Павла, он попытался загородить ей дорогу, но она только сказала:
— Отойди, Паша. Всё кончено.
Он остался стоять в коридоре, молча глядя, как захлопнулась входная дверь.
За дверью наступила тишина. На этот раз настоящая, обволакивающая. Павел сел на пол, уставившись на осколки кружки, что валялись на кухне. Он понимал, что случилось, но ничего не мог с этим сделать.
Ольга быстро взяла жизнь в свои руки. Первое время она жила у матери в небольшом домике, но вскоре нашла уютную квартиру поближе к работе.
Она устроила Машу в садик и продолжила трудиться учительницей, с каждым днём чувствуя, как её уверенность в себе возвращается. Через несколько месяцев Ольга подала на развод, а затем и на алименты, хотя от Павла денег так и не дождалась.
А Павел… Павел остался в той же квартире. Без Ольги он быстро утонул в хаосе. Первое время он пытался звонить ей, приходил к её матери, даже грозился судом за опеку над Машей.
Но всё это были пустые угрозы. Он не смог собрать даже документы для дела. Вскоре о нём стали забывать даже друзья, с которыми он раньше проводил время.
Теперь Павел живёт один, перебиваясь случайными заработками. Иногда он видит Машу в парке, когда Ольга гуляет с ней. Но девочка не узнаёт его. Он лишь молча сидит на скамейке, смотря, как она играет, и понимает: то, что он потерял, вернуть невозможно.
