Лена в сотый раз переставила вазу с цветами на журнальном столике. Три шага влево, два вправо — какой-то странный танец с предметом интерьера. Наконец, ваза заняла идеальное положение, гармонично вписавшись в пространство гостиной.
— Что ты опять затеяла? — раздался голос свекрови из коридора. — Я же говорила, что ваза должна стоять у окна.
Лена глубоко вздохнула, досчитала до пяти и натянула улыбку:
— Тамара Сергеевна, здесь она будет лучше смотреться. И свет падает…
— Двадцать лет эта ваза стояла у окна, — перебила свекровь, решительно направляясь к столику. — И ничего, все были довольны.
«Интересно, а кто эти все?» — подумала Лена, наблюдая, как Тамара Сергеевна уверенным движением перемещает вазу на старое место.
Их пятилетний сын Димка, до этого увлечённо игравший с конструктором, поднял голову:
— Мам, а почему бабушка командует?
— Тихо, малыш, — шикнула Лена, но было поздно.
— Вот! — торжествующе воскликнула свекровь. — Даже ребёнок видит, что ты пытаешься всё тут переделать по-своему. А он, между прочим, должен уже спать. Уже восемь вечера!
— Семь тридцать, — машинально поправила Лена.
— У меня часы правильные, — отрезала Тамара Сергеевна. — Андрюша! — крикнула она. — Иди посмотри, что твоя жена опять придумала!
Лена закатила глаза. Типичный вечер в их доме: свекровь зовёт своего ненаглядного Андрюшу рассудить очередной конфликт, а он…
— Мам, я работаю, — донеслось из кабинета.
«Хотя бы не прибежал сразу», — с облегчением подумала Лена.
На кухне что-то громко зашипело. Лена метнулась туда — на плите убегал суп.
— Я же говорила, надо следить за огнём! — победоносно заявила Тамара Сергеевна, следуя за ней по пятам. — Вот в моё время…
— В ваше время плиты были газовые, а не индукционные, — пробормотала Лена, убавляя температуру.
— Что ты сказала?
— Говорю, сейчас попробую суп, — громче ответила Лена.
За ужином атмосфера накалилась ещё больше. Лена разлила суп по тарелкам, стараясь не обращать внимания на пристальный взгляд свекрови.
— Андрюша, ты только попробуй, — Тамара Сергеевна театрально поморщилась. — Опять пересолено!
Андрей автоматически зачерпнул ложку супа:
— Нормальный суп, мам.
— Нормальный? — всплеснула руками свекровь. — Да у меня от него во рту Мёртвое море! Лена, ты хоть пробуешь то, что готовишь?
Димка хихикнул:
— Мёртвое море! Бабуль, а ты там была?
— Нет, но твоя мама, похоже, набрала оттуда соли для супа.
Лена сжала ложку так, что побелели костяшки пальцев. Три года. Три года она терпела это ежедневное унижение. Ради Андрея, ради сына, ради семьи. Но сегодня что-то надломилось.
Поздно вечером, когда Тамара Сергеевна наконец удалилась в свою комнату, а Димка уже видел третий сон, Лена нашла мужа в гостиной.
— Андрей, нам надо поговорить.
— М-м? — он не отрывал взгляда от телефона.
— Посмотри на меня, пожалуйста.
Он неохотно поднял глаза:
— Что такое?
— Так больше продолжаться не может. Я больше не могу жить с твоей матерью под одной крышей.
Андрей резко выпрямился:
— Что значит не можешь? Это моя мать, Лена.
— А я твоя жена! — голос Лены дрожал. — Или уже нет?
— Не начинай…
— Нет, я начну! Знаешь, что я чувствую? Будто я гостья в собственном доме. Нет, даже хуже — служанка! Которая всё делает не так, готовит не так, убирает не так…
— Лена, — устало произнёс Андрей, — давай не сегодня.
— А когда? Завтра? Через месяц? Через год? — Она говорила тихо, но каждое слово било, как молот. — Пора что-то решать. Либо твоя мать переезжает, либо…
— Либо что? — в его голосе появились стальные нотки. — Это не обсуждается, Лена. Она моя мать.
Лена смотрела на мужа, и где-то внутри что-то обрывалось — как будто последняя ниточка, связывающая их, истончалась с каждым ударом часов. Тик-так, тик-так — те самые часы, купленные ещё на их свадьбу. «Часы никогда не врут», — любила приговаривать свекровь. Вот и сейчас они беспощадно отмеряли секунды их умирающего брака.
— Знаешь, что самое страшное? — её голос прозвучал глухо, как сквозь вату. Андрей дёрнулся, но не поднял глаз — всё разглядывал свои руки, будто впервые их видел. — Ты смотришь сквозь меня. Уже давно. Как будто я… как будто меня здесь нет.
Она медленно встала, одёрнула домашнюю футболку — его футболку, которую раньше так любила носить по вечерам. Теперь ткань неприятно царапала кожу. У двери Лена обернулась — в последний раз? — но увидела только ссутулившуюся спину мужа на фоне окна. За окном моросил дождь, и по стеклу ползли капли, оставляя кривые дорожки. Совсем как слёзы.
— Нет, ты представляешь, Маш? — Лена размешивала остывший кофе в любимой кофейне, где они с подругой встречались уже много лет. — Вчера она заявила, что я неправильно развешиваю бельё. Неправильно! Сорок лет стираю, и вдруг выяснилось, что всю жизнь делала это не так.
Маша сочувственно покачала головой:
— А носки, небось, надо парами вешать?
— Именно! — Лена горько усмехнулась. — И чтобы все прищепки были одного цвета. А то, видите ли, разноцветные прищепки портят вид из окна соседям.
— Каким соседям? У вас же частный дом!
— Вот и я о том же, — Лена отодвинула чашку. — Знаешь, что самое обидное? Андрей. Он просто… исчезает. Физически он дома, но как будто его нет. Утром уходит в кабинет пораньше, выходит уже под ночь.
— А ты пробовала с ним серьёзно поговорить?
— Каждый раз, когда начинаю этот разговор, он или уходит, или переводит тему, или… — Лена замолчала, глядя в окно на проезжающие машины.
— Или что?
— Или говорит, что я эгоистка и не понимаю, как ему тяжело.
Маша фыркнула:
— А как тебе тяжело — это, значит, не в счёт?
— Вчера Димка спросил, почему я больше не пою, когда готовлю, — тихо сказала Лена. — А я и не заметила, что перестала…
На следующий день Лена решилась. Дождалась, пока Тамара Сергеевна уйдёт на свой еженедельный бридж с подругами, отправила Димку с соседскими детьми на детскую площадку под присмотром их мамы и позвонила мужу. Который в этот раз уехал на работу.
— Андрей, нам надо поговорить. Сейчас. Это важно.
Что-то в её голосе заставило его согласиться приехать домой пораньше.
— Что случилось? — спросил он, входя в кухню, где Лена механически протирала и без того чистые чашки.
— Присядь, пожалуйста.
Он сел, настороженно глядя на жену.
— Андрей, я взяла нам с тобой билеты на следующие выходные. В санаторий, на два дня. Только ты и я.
— Лена…
— Подожди, дай договорить. Я всё продумала. Димку может взять моя сестра, она давно зовёт его к себе на дачу. А твоя мама…
— Опять начинаешь? — он устало потёр переносицу.
— Нет, послушай! Я нашла отличную квартиру, недалеко от нас. Светлая, уютная, на первом этаже — твоей маме будет удобно. Я готова помогать с арендой, можем вместе сделать там ремонт…
Андрей резко встал:
— Ты что, серьёзно предлагаешь мне выгнать собственную мать?
— Я предлагаю спасти нашу семью! — Лена тоже поднялась. — Неужели ты не видишь, что происходит? Мы все несчастны! Я чувствую себя чужой в собственном доме, ты прячешься от конфликтов, даже Димка…
— Не впутывай сюда сына!
— А как его не впутывать? Он вчера знаешь что сказал? «Мама, а почему ты всегда виновата?» Вот так вот просто — всегда виновата!
В этот момент входная дверь скрипнула — вернулась Тамара Сергеевна. Лена замолчала на полуслове, но было поздно.
— О чём спорите? — поинтересовалась свекровь, проходя на кухню. — Андрюша, у тебя такое лицо…
— Ни о чём, мам, — быстро ответил он, но Тамара Сергеевна уже смотрела на Лену тяжёлым взглядом.
— Опять пытаешься настроить сына против матери? — В её голосе зазвучали знакомые обвиняющие нотки. — Я же вижу, как ты…
— Хватит! — крикнула вдруг Лена, и все замолчали от неожиданности. — Хватит делать вид, что я враг! Я просто хочу нормальной семейной жизни! Где можно дышать, где можно смеяться, где можно быть собой, а не пытаться соответствовать чьим-то представлениям о правильной невестке!
Тамара Сергеевна побледнела:
— Андрюша, ты слышишь, как она со мной разговаривает? После всего, что я для вас сделала? Я же только о вас думаю! Я же…
— Нет, — перебила Лена, чувствуя, как дрожит голос. — Вы думаете только о себе. О своей власти в этом доме. О том, как бы покрепче привязать к себе сына. А о его счастье вы думаете?
— Да как ты смеешь! — задохнулась от возмущения свекровь. — Андрюша, неужели ты позволишь…
Но Андрей молчал, глядя в пол. В этой тишине особенно громко прозвучал звонок в дверь — вернулся Димка с прогулки.
— Мамочка! — радостно закричал он с порога. — А мы с Петькой такой замок из песка построили! Только он развалился потом…
Лена через силу улыбнулась:
— Это потому что песок был сухой, малыш. В следующий раз возьмём с собой водичку.
— Правда? А когда следующий раз?
Лена посмотрела на мужа, всё так же избегающего её взгляда, на поджавшую губы свекровь, на сына, с надеждой глядящего на неё снизу вверх.
— Скоро, малыш. Очень скоро.
Позже вечером.
В кухню вошёл Андрей, включил свет:
— Почему в темноте сидишь?
— Думаю.
— О чём?
— О том, что я больше так не могу, — она повернулась к нему. — И не буду.
— Что это значит?
— Завтра мы с Димкой уезжаем к моей сестре. Насовсем.
— Что?! — он резко шагнул к ней. — Ты не можешь просто взять и уйти!
— Могу, — она встала. — И знаешь что? Я даже должна это сделать. Ради себя. Ради Димки. И даже ради тебя.
— Ради меня? — он горько усмехнулся. — Ты бросаешь меня ради меня?
— Нет, Андрей. Это ты нас бросил. Уже давно. Просто мы оба делали вид, что этого не замечаем.
Она вышла из кухни на ватных ногах, прикрыв за собой дверь. В полутёмном коридоре пахло лавандой — любимыми духами свекрови. И вот она сама — застыла у стены, как чёрный силуэт, только поблёскивают стёкла очков в свете ночника. Наверняка стояла тут всё это время, ловя каждое слово.
— Довольна? — голос Тамары Сергеевны сочился ядом, но в нём слышалась и боль. Она шагнула вперёд, комкая в руках кружевной платочек — старая привычка, когда нервничает. — Всё-таки добилась своего?
Лена посмотрела на неё устало:
— Знаете, Тамара Сергеевна, семью разрушили мы все вместе. Вы — своей властностью, я — своим терпением, Андрей — своим малодушием. Поздравляю нас. Мы отличная команда.
Тяжёлые картонные коробки с надписью «Хрупкое» громоздились в прихожей. Лена методично заклеивала очередную, стараясь не думать о том, что складывает в неё последние пять лет своей жизни.
— Мам, а можно я свой конструктор бабушке оставлю? — Димка теребил рукав её свитера. — Ну тот, старый. У меня же новый есть.
Лена замерла. Даже в этот момент сын думал о других.
— Конечно, малыш. Только давай записку напишем, что это твой подарок, хорошо?
— А ты красиво напишешь? Как в открытке?
— Обязательно.
Наверху хлопнула дверь — Тамара Сергеевна демонстративно закрылась в своей комнате, едва увидев коробки. Андрей уехал на работу рано утром, буркнув только: «Ключи оставь на столе».
Звонок в дверь заставил Лену вздрогнуть. На пороге стояла Маша с двумя крепкими ребятами.
— Грузчики, как договаривались, — шепнула она подруге. — Всё нормально?
Лена кивнула, пытаясь сглотнуть ком в горле.
Когда последняя коробка была погружена в машину, Димка вдруг заупрямился:
— Я к бабушке попрощаться хочу!
— Димочка, бабушка отдыхает…
— Нет, хочу! — он топнул ногой, и в глазах заблестели слёзы.
Лена беспомощно взглянула на Машу. Та понимающе кивнула:
— Мы подождём.
Димка взбежал по лестнице, громко стуча пятками по ступенькам. Лена осталась внизу, прислушиваясь.
— Бабуль, открой! Это я, Димка!
Пауза. Скрип двери.
— Мы уезжаем, — донёсся сверху детский голос. — Но ты не плачь. Я тебе конструктор оставляю, самый любимый. И мы будем приезжать. Правда ведь, мам? — крикнул он.
Лена прикусила губу:
— Конечно, малыш.
— Вот видишь! — обрадовался Димка. — И ты к нам приедешь. У нас будет новый дом, и ты придёшь в гости…
— Никуда я не приду, — глухо ответила Тамара Сергеевна. — И ты не приедешь. Твоя мама всё решила.
— Неправда! — в голосе Димки зазвенели слёзы. — Мама хорошая! Она…
— Димочка, нам пора, — Лена поднялась на несколько ступенек. — Попрощайся с бабушкой.
Он сбежал вниз, размазывая слёзы по щекам, и уткнулся ей в колени.
— Я не хочу уезжать!
Лена присела на корточки, вытирая большим пальцем мокрую дорожку на щеке сына:
— Знаешь что, воробушек? Иногда даже взрослые плачут. И это нормально. Просто нужно немножко потерпеть, и всё наладится. Обещаю.
Через неделю серые стены зала суда давили на плечи. Андрей сидел напротив, в новом костюме, с идеально повязанным галстуком — наверняка мать завязывала. В висках стучало от его слов:
— Ребёнку нужна настоящая семья, — он теребил запонку на рукаве, упорно избегая её взгляда. — Мама… она всю жизнь детей воспитывала. Она знает…
Лена почувствовала, как к горлу подступает истерический смех:
— Да, Андрей. Она прекрасно знает своё дело. Вот ты — живое доказательство. Сорок лет, а до сих пор бежишь к ней советоваться, какие носки надеть.
— Перестань…
— Нет уж, дослушай, — её голос дрожал. — Три года я была хорошей девочкой. Молчала. Терпела. Хватит. Ты хочешь забрать сына? Прекрасно. А сам-то где будешь? За своим рабочим столом? В своих бесконечных командировках? — Она перевела дыхание. — Знаешь, что Димка спросил на днях? «Мам, а почему папа больше не читает мне сказки? Я что-то сделал плохое?»
Андрей побледнел:
— Я… я не…
— Да, ты не хотел. Ты вообще ничего не хотел — просто плыл по течению. Но знаешь что? Я больше не позволю нашему сыну расти в доме, где нормой считается манипулирование, где любовь измеряется степенью послушания, а самостоятельность считается предательством.
Суд длился несколько месяцев. Всё это время Лена с Димкой жили у сестры, сняв ее маленькую квартиру неподалёку, она очень уступила в цене. Она устроилась на работу, водила сына в новый садик. Вечерами они вместе готовили ужин, и Димка постепенно снова начал улыбаться.
А потом было последнее заседание.
— Суд постановил… — голос судьи звучал как будто издалека, — учитывая все обстоятельства дела… принимая во внимание интересы несовершеннолетнего ребёнка… оставить место жительства несовершеннолетнего Дмитрия с матерью…
Лена почувствовала, как подгибаются колени. Маша, сидевшая рядом, крепко сжала её руку.
Андрей вышел из зала, не глядя в их сторону. За ним, гордо подняв голову, шла Тамара Сергеевна.
— Пойдём домой, мам? — Димка дёрнул её за рукав. — Я кушать хочу.
— Домой, — эхом отозвалась Лена. — Да, малыш, пойдём домой.
Вечером, уложив сына спать, она села на кухне. За окном шёл дождь — совсем как в тот вечер, когда она решила уйти. Только сейчас капли на стекле не казались слезами. Обычные капли обычного осеннего дождя.
Телефон тихо звякнул — сообщение от Андрея: «Можно, я завтра заеду? К Димке. Ненадолго».
Лена посмотрела на спящего сына, на его любимого плюшевого медведя, которого он по привычке обнимал во сне, на рисунок на холодильнике — их новый дом, нарисованный детской рукой. Три фигурки: большая, поменьше и совсем маленькая. Семья.
«Приезжай, — написала она. — Только предупреди заранее. И… привези его синий конструктор. Он по нему скучает».
Отправив сообщение, она ещё долго сидела на кухне. На кухне было тихо — не тишиной одиночества, а уютной тишиной дома, где спит ребёнок. Где можно дышать. Где можно быть собой.
Где можно начать всё сначала.
