— Уходи. Я хочу встретить Новый год с другой женщиной.
Я стояла посреди нашей кухни, где столько лет готовила ему завтраки, и не могла поверить своим ушам. На столе лежала квитанция за коммунальные услуги — последняя, которую мы должны были оплатить вместе.
Тридцать восемь лет… Почти четыре десятилетия совместной жизни превратились в сухие цифры на бумаге.
Воздух в кухне внезапно стал густым и тяжёлым, словно перед грозой. Каждый вдох давался с трудом.
Руки дрожали, пришлось опереться о стол. Старая клеёнка, которую мы выбирали вместе пять лет назад, сейчас казалась чужой и холодной. В голове не укладывалось: как можно вот так просто перечеркнуть целую жизнь?
— Ты что такое говоришь, Нестор?! — только и смогла выдавить я, чувствуя, как предательски дрожит голос.
— А то и говорю, Клавдия Владимировна, — он впервые за много лет назвал меня по имени-отчеству, словно чужую. — Я познакомился с Антониной. Тонечкой… Она… она понимает меня. С ней я чувствую себя молодым.
Молодым. Это слово ударило, как пощёчина.
Память услужливо подкинула воспоминания: первая встреча в заводском цеху, его робкая улыбка, неловкие шутки…
Его сильные руки, когда он помогал мне подняться по обледеневшим ступенькам общежития… Наша свадьба — скромная, но такая счастливая… Переезд в эту квартиру — тогда ещё новую, пахнущую свежей краской…
— А со мной, значит, старик старый?! — слова царапали горло. — Что же ты раньше молчал? Что же все эти годы терпел?
В эту секунду я поняла: вот оно, предательство.
— Да пойми ты! — он в сердцах махнул рукой. — Мне шестьдесят пять — это не конец жизни! Я только на пенсию вышел, у меня всё впереди. Хочу радоваться жизни, а не киснуть дома!
Киснуть дома? А как же наши вечерние разговоры? Как же те моменты, когда мы вместе мечтали о будущем? Когда строили планы на пенсию — путешествовать, завести собаку, обустроить дачный участок…
— Мешаешь! — он стукнул кулаком по столу так, что подпрыгнула солонка. — Вечно твои претензии, недовольство. А Тоня… она другая. Светлая, жизнерадостная.
Тоня… Как просто тридцать восемь лет превратились в «Тоню». Интересно, знает ли она, что он храпит по ночам? Что не выносит, когда в комнате жарко? Что обожает зелёный цвет, хотя никогда в этом не признается?
— А квартира? — я сглотнула комок в горле. — Мы же вместе её получали, когда ты на заводе работал. Каждый выходной здесь что-то делали, обустраивали…
— Я работал! — он побагровел, и жилка на виске запульсировала знакомо-незнакомо. — Моя выслуга, мои годы на производстве! Значит, моя квартира!
А мои годы? Мои бессонные ночи? Моя забота, поддержка, верность?
— Знаешь что, — сказал он, глядя куда-то мимо меня, будто я уже стала невидимкой, — я уже решил. До Нового года две недели. Собирай вещи и уезжай к сестре. Я хочу встретить праздник здесь. С Тоней.
— Ты это серьёзно?.. — земля уходила из-под ног, комната поплыла перед глазами.
— Абсолютно. И не делай драму. Всё решено.
В этот момент что-то во мне переключилось. Словно щёлкнул тумблер, и включился свет. Тридцать восемь лет покорности и уступок закончились здесь и сейчас.
Я расправила плечи и посмотрела ему прямо в глаза:
— Нет, Нестор Сергеевич. Никуда я не уеду. Это наша общая квартира, и у меня такие же права, как у тебя.
В его взгляде мелькнуло удивление. Он явно не ожидал сопротивления.
Следующие дни превратились в молчаливую борьбу. Каждое утро начиналось одинаково: я готовила завтрак на двоих — по привычке, выработанной годами. Он демонстративно отодвигал тарелку и уходил с телефоном в другую комнату.
В эти моменты я особенно остро чувствовала, как рушится наша жизнь. Словно песочный замок под волной — медленно, неотвратимо.
Его разговоры с Антониной эхом разносились по квартире:
— Конечно, любимая… Да, я всё устрою… Ты только подожди немного…
«Любимая»… Меня он тоже так называл. Раньше. Теперь это слово, произнесённое его голосом, отзывалось глухой болью где-то под рёбрами.
За неделю до Нового года он начал приносить домой коробки с украшениями. Яркие, блестящие, кричаще-праздничные. Каждая новая вещь словно кричала: «Здесь будет новая жизнь! Без тебя!»
— Это Тоня выбирала, — с вызовом говорил он, развешивая безвкусные фигурки. — У неё прекрасный вкус.
В такие моменты хотелось кричать. Хотелось напомнить ему о тех временах, когда мы вместе выбирали каждую мелочь для нашего дома. Когда советовались друг с другом. Когда были одним целым.
Наша квартира постепенно наполнялась чужими вещами. На кухонном столе появилась новая скатерть — ярко-красная, с блёстками. В ванной — незнакомый халат. В прихожей — женские тапочки на два размера меньше моих.
Чужое. Всё чужое.
Я замечала, как он украдкой наблюдает за моей реакцией. Может быть, ждал слёз? Истерики? Сцен? Но я молчала. Продолжала жить своей жизнью, делая вид, что ничего не происходит.
И это, кажется, бесило его больше всего.
Однажды утром я застала его разговаривающим по телефону в коридоре:
— Ты представляешь, она всё ещё здесь, — шептал он. — Нет, не съезжает… Да, я пытался поговорить… Конечно, милая, я всё понимаю…
Милая. Ещё одно слово из нашего прошлого, теперь адресованное другой.
В эти дни я много думала о нашей жизни. О том, как незаметно мы стали чужими. Когда это началось? Может быть, когда он получил повышение и стал задерживаться на работе? Или раньше — когда я перестала спрашивать, почему он так поздно? Когда мы начали спать в разных комнатах, потому что «у каждого свой режим»?
Тридцатого декабря он предпринял последнюю попытку:
— Если ты не уедешь добровольно, я вызову участкового. Скажу, что ты мне угрожаешь.
— Вызывай, — спокойно ответила я, продолжая протирать посуду. — Расскажешь ему, как выгоняешь жену из законного жилья ради другой.
Он осёкся. Впервые я увидела в его глазах неуверенность. Может быть, только сейчас до него начало доходить, что он делает?
Странно, но в этот момент я почувствовала к нему что-то похожее на жалость. Он казался таким потерянным, таким… старым.
Тридцать первого декабря в дверь позвонили ровно в двенадцать. Я как раз заканчивала готовить обед.
На пороге стояла женщина — молодящаяся, с крашеными волосами цвета спелой меди и ярким макияжем. Антонина Анатольевна собственной персоной. В руках она держала пакет с продуктами и какие-то украшения для ёлки.
— А вы ещё здесь? — удивлённо протянула она, окидывая меня оценивающим взглядом. — Нестор Сергеевич сказал, что вопрос решён…
— Нет, милая, — я впервые за долгое время почувствовала свою силу. Она исходила откуда-то изнутри, наполняя каждую клеточку тела. — Вопрос не решён. И не будет решён так, как вам хочется.
В её взгляде промелькнуло что-то похожее на страх. Наверное, она впервые увидела во мне не «старую жену», а человека.
— Но мы с Нестором… — начала она, переминаясь с ноги на ногу.
— Можете делать что хотите, — перебила я. — Но эта квартира — наша общая. И я никуда не уеду.
Она стояла в дверях, не решаясь войти. Её уверенность таяла на глазах. Наверное, Нестор рисовал ей другую картину: как легко избавится от прежней жизни, как начнут всё с чистого листа...
В итоге Нестор со скандалом и своей любимой Тонечкой ушел из квартиры праздновать Новый год в другом месте. А я осталась совсем одна в этот праздник без своего почти уже бывшего мужа…
Январь выдался холодным. Не только на улице — в душе. Нестор спал в гостиной на диване, я — в спальне. Мы почти не разговаривали, только по необходимости:
— Счета пришли.
— Нужно вызвать мастера, раковина засорилась.
— На следующей неделе собрание жильцов.
Каждое слово давалось с трудом, будто между нами выросла невидимая стена.
Антонина приходила почти каждый день. Я слышала, как они шептались, строили планы, обсуждали будущее. Моё присутствие их явно нервировало — они то и дело замолкали, когда я проходила мимо.
Началась судебная тяжба. Нестор настаивал на продаже квартиры:
— Иначе никак. Делить надо.
И вдруг, совершенно неожиданно для самой себя, я поймала странную мысль: а зачем мне эта квартира? Что меня здесь держит?
Стены, пропитанные ложью? Комнаты, где каждый угол напоминает о предательстве?
Впервые за долгое время я задумалась о том, чего хочу я сама. Не как жена Нестора Сергеевича, а как отдельный человек.
Просматривая объявления о продаже, я случайно наткнулась на предложение: небольшой дом за городом. С участком. С отоплением. Старенький, но крепкий. Свой.
— Ты рехнулась?! — Нестор крутил пальцем у виска, когда я показала ему объявление. — В деревню? В твоём возрасте?!
А я уже мечтала: грядки с овощами, цветник под окнами… МОЁ. Пространство, где не будет его присутствия. Где каждый сантиметр будет дышать свободой.
— Там же холодно зимой! — возмущался он. — Как ты справишься одна?
А разве я не справлялась одна все эти годы? Разве не я решала все бытовые проблемы, пока он строил карьеру?
— Это безумие, — качал головой Нестор. — Ты же всю жизнь в городе прожила. Что ты будешь делать в деревне?
Жить. Наконец-то жить по-настоящему.
Дом нашёлся быстро — небольшой, но уютный. С участком земли, где можно разбить огород. С печкой, которая согреет зимой. С верандой, где можно будет встречать рассветы.
Когда я впервые приехала его смотреть, что-то ёкнуло в груди. Может быть, это и есть то самое чувство — когда находишь своё место?
— Ты же городская! — возмущался Нестор, когда узнала о моём решении. — Куда ты в деревню?! Там же никаких удобств!
А я смотрела на них и думала: какой же он… несвободный. Застрявший в своих представлениях о том, как должна жить женщина за шестьдесят.
В его мире я должна была тихо уйти к сестре, освободить место для новой жизни Нестора, стать безмолвной тенью прошлого.
Но я выбрала другой путь.
Сделка прошла быстро. Я взяла свою долю от продажи квартиры и купила дом. Остались даже деньги на первое время и небольшой ремонт.
Каждый день приносит что-то новое. Я планирую будущий огород, знакомлюсь с соседями. Они здесь приветливые.
Переезд занял несколько дней. Я забрала только свои вещи и немного посуды. Всё остальное оставила им — пусть строят свою новую жизнь с чистого листа.
Забавно, но когда я складывала вещи в коробки, то поняла, как мало мне на самом деле нужно. Словно сбрасывала старую кожу, освобождаясь от ненужного груза прошлого.
Каждый день приносит что-то новое. Я учусь жить для себя, принимать решения, не оглядываясь на чужое мнение. Строю планы, о которых раньше боялась даже мечтать.
Каждое утро я просыпаюсь с мыслью: что сегодня сделаю для СЕБЯ? Какую новую страницу открою?
А Нестор? Он остался в городе со своей Антониной. Пусть. У каждого своя дорога.
Говорят, как встретишь Новый год, так его и проведёшь. Я встретила его одна, но с чувством собственного достоинства. И теперь точно знаю: это был правильный выбор.
Сегодня утром я впервые заметила, как набухают почки на деревьях возле дома. Скоро весна.
Весна не за горами. А с ней — новая жизнь. Моя жизнь.
