Как ей казалось, за свою жизнь она хлебнула и горя, и бед. Замуж вышла за простого работягу, который ухаживал за ней чуть настойчивее других.
Впрочем, этих других, чего уж греха таить, было-то и немного.
Можно сказать, почти не было. Откуда им взяться, если Анна Ивановна трудилась в библиотеке, куда ходили в основном женщины да женатики.
А Петька был холостым, молодым и упёртым — носил ей на работу конфетки и цветочки.
Ну, в общем, Анна Ивановна вышла замуж за Петра потому, что он после нескольких месяцев робких ухаживаний решился-таки познакомить её со своими родителями.
А где родители — там и свадьба.
Сам Пётр даже не успел понять, как это произошло. Бац! — и он уже муж…
Анна Ивановна сразу взяла бразды правления семьёй в свои худенькие, но сильные ручки. И у неё получилось!
Родители мужа обожали свою невестку, которая ловко справлялась с домашними делами, держала мужа на коротком поводке, не позволяя ему гудеть с друзьями в гараже или на стадионе. Их Петька, начавший было втягиваться в регулярные дружеские попойки с коллегами по цеху, после женитьбы забыл прежние развлечения. Он ходил с женой на рынок за продуктами, ездил на дачу к тёще и пахал там на грядках, с получки или аванса он больше не пропадал в пивнушках, а приносил все деньги жене.
Вот какая золотая жена ему досталась!
Когда родился Матвей, Анна Ивановна категорично решила — больше никаких детей.
Потому что Мотя рос слабым и болезненным. Он отнимал всё её время, а муж как-то отодвинулся на второй план. И ведь надо же — не уследила она! Напился, наглец, в день получки и попал в вытрезвитель.
Уж Анна Ивановна побегала по месткомам, профкомам и парткомам — всё пыталась замять этот позор семьи. Ведь Петка стоял в очереди на отдельную квартиру. А за такое могли и лишить права на получение жилья…
Получилось уговорить нужных людей — замолвили словечко за её оступившегося муженька.
Однако Петька как будто развязался — начал попивать регулярно. Сначала понемногу — то дома, то после работы в субботу у бочки пивной задержится с товарищами…
А потом родители его покинули этот мир один за другим в течение двух месяцев — и Петька словно с цепи сорвался.
Моте было девять лет, когда он помогал матери искать отца и тащить его домой — чтобы он не попался опять пьяным…
Наконец, завод выделил Петьке квартиру на всю семью — двухкомнатную, в новом доме. И Анна Ивановна перестала выслеживать мужа и возвращать его домой из очередного злачного места. А тот, потеряв контроль во всех смыслах этого слова, однажды упился до смерти.
Его нашли утром недалеко от дома.
Анна Ивановна громко и горько оплакивала почившего супруга, однако быстро оправилась и заметно похорошела.
Матвей к тому времени уже отслужил в армии и находился у неё на иждивении — искал работу.
Анна Ивановна глубоко в душе боялась, что сынок пойдёт работать на завод и там сопьётся, как и его папаша.
Однако Матвей решил учиться и поступил в институт.
Там он и познакомился с Катькой, своей женой.
Ух, и невзлюбила Анна Ивановна эту Катьку! С первого взгляда.
Мало того, что она была старше Мотьки на два года, так ещё и приезжей оказалась. Ни кола своего здесь, ни двора, как говорится… Когда Матвей привёл её домой, Анна Ивановна сразу дала понять, что Катька не пришлась ей по душе. Уж она её унижала, высмеивала, задавала обидные вопросы — а той хоть бы что! Улыбается себе и глазки опускает.
Тьфу, дурочка какая-то!
Мотя оказался упрямым — несмотря на материнский запрет, он женился на этой Катьке. И ведь денег у матери ни копейки не попросил!
Анна Ивановна понимала, что не может повлиять на сына, но всё равно демонстрировала свою нелюбовь к невестке всякий раз, когда общалась с Матвеем.
— Мам, я не могу понять, чем тебе Катюшка не глянулась? Она умная, красивая, добрая.
— Умная, точно ты говоришь, — шипела мать. — Квартирку нашу захапать хочет.
Матвей устал уже объяснять упрямой матери, что его жена вот-вот сама получит квартиру. И не претендует на их с матерью квадратные метры.
Но даже когда Матвей с Катей переехали со съёмной в свою квартиру, Анна Ивановна не успокоилась. На этот раз она вбила себе в голову, что невестка отваживает сына от матери.
Катя тогда только родила Соню, она не справлялась, поэтому Матвей брал на себя часть забот о дочке. Конечно, на мать времени не хватало.
— Она специально тебя нагружает. Чтобы ты ко мне не приезжал, — ворчала Анна Ивановна, когда сын выбирался к ней вместе с семьёй. — Один не мог приехать? Чего баб своих ко мне притащил? Не наобщался дома? А мать-то одна.
А вот тут Анна Ивановна лукавила. Она уже давненько завела небольшой роман с вдовцом из соседнего подъезда.
А что? Ей всего шестьдесят. И без мужской руки одинокой женщине тяжело — гвоздик, там, прибить, кран починить… Раньше сын помогал, а теперь он совсем позабыл про неё.
Но так случилось, что сосед слёг с инсультом, проболел месяц да и помер. Анна Ивановна горько оплакивала его уход — не успел полочку в ванной повесить, плинтуса заменить на кухне…
И с новой силой принялась грызть семью сына.
Внучка Соня подросла, Приходила к бабушке вместе с родителями, но долго находиться там не могла, тяготилась, просилась домой.
— Невоспитанная она у вас, — ворчала Анна Ивановна. — Не научили бабушку любить!
Матвей за свою Соню был горой. И каждый раз, когда мать критиковала внучку, он вступался за дочь.
— Вот, так я и знала, так и думала, — начинала плакать Анна Ивановна, — твоя Катька тебя против меня настраивает. И специально тебе дочку родила, чтобы ты от меня отдалился. Ох, сынок, хлебнёшь ты ещё со своими бабами.
А когда однажды Матвей тихим, но полным ярости голосом потребовал от матери прекратить высказывания в адрес его семьи, та выдвинула ультиматум:
— Знаешь, сынок, здесь уже тебе решать, кто дороже тебе — мать или чужая баба.
Матвей тогда задохнулся от гнева.
— Эта, как ты говоришь, чужая баба — мать моего ребёнка. Ты в своём уме, мама?!
— Ну вот, дожила, — картинно заламывала руки Анна Ивановна. — Сын назвал сумасшедшей… Пошёл вон из моего дома! Ты мне больше не сын! Живи со своей Катькой.
Матвей какое-то время пристально смотрел на мать, пытаясь отыскать признаки невменяемости.
Но Анна Ивановна была в здравом уме.
Матвей забрал своих женщин и ушёл из её дома. Даже не попрощался. Катька с внучкой попрощались, а он нет.
Ну и пусть!
Пожалеет ещё.
Но через неделю с ней случился приступ — скорая, которую Анна Ивановна успела вызвать, повезла её в больницу.
— Кому из близких позвонить нужно? Есть у вас кто-то? — спросил врач скорой.
Она боялась умереть в одиночестве, а потому назвала телефон сына.
Но вместо сына в больницу примчалась Катька — вся растрёпанная, испуганная. Чего примчалась?
— Анна Ивановна, Матвей уехал в командировку. На два месяца. Я побуду с вами…
Если бы не болезнь, Анна Ивановна рассмеялась бы ей в лицо — придумали бы что-нибудь получше!
В таком вот неверии в историю с командировкой сына она вынашивала идею, как ему отомстить.
И придумала!
Надо сказаться тяжело больной. И сынок прискачет к ней, умирающей. И покается в своих грехах.
Сначала Анна Ивановна притворялась — закатывала глаза, тяжело дышала, держалась за сердце. Катька почти всё время была рядом. А Матвей так и не пришёл.
Потом что-то случилось…
То есть, Анне Ивановне не надо было больше притворяться! Она на самом деле почувствовала, что здоровье стремительно ухудшается.
— Катя, детка… Скажи Матвею, пусть придёт, прошу тебя…
— Он обязательно придёт, Анна Ивановна, — сказала невестка. — Он уже в пути. Прервал командировку. Вы только не волнуйтесь.
…Домой Анна Ивановна вернулась лежачим инвалидом. Надежды на то, что она встанет, было мало.
Катька за ней ухаживала — мыла, кормила, массировала парализованную часть тела, делала уколы и капельницы. Но Анна Ивановна ещё больше ненавидела её.
Она выплёвывала кашу или суп, которыми Катька пыталась её накормить. Кричала, когда вовремя не был поменян подгузник.
Матвей почти не приходил. Так, раз в неделю забежит вместе с Соней — проведать. Не побыть с ним наедине, не поговорить.
Хотя говорить Анне Ивановне теперь было сложно. Но от этого обида на сына не уменьшалась.
А Катька — вот же бестолковая! — ни разу на неё не обиделась. Всё с улыбочкой, с шуточками делала. Противно даже…
Шли недели. Анна Ивановна настолько привыкла, что в определённое время в квартире появляется невестка, над которой можно поиздеваться и развеять тем самым скуку, что когда никто не пришёл, она очень удивилась.
Потом разозлилась. Потому что время завтрака прошло, наступило время обеда — а она ещё утренний туалет не совершала!
Набрала сына.
— Да, мам, — сухо ответил он.
— Что твоя жена себе позволяет? Я со вчерашнего дня не ела, я тону в грязи. Где она болтается?
— В реанимации, мам… Я сейчас пришлю к тебе кого-нибудь… Извини.
И отключился.
Анна Ивановна разозлилась. Опять напридумывали! Только бы ей насолить!
Ближе к вечеру, когда она уже в голос ревела от несправедливости, которая обрушилась на её несчастную голову, открылась входная дверь.
В комнату вошла незнакомая полная женщина.
— Здрааавствуйте, — пропела она, — меня зовут Людмила, я ваша новая сиделка. Давайте-ка сменим наше бельишко.
Она бесцеремонно поворачивала Анну Ивановну, совершала привычные процедуры без души…
Анна Ивановна, впервые вдруг почувствовавшая себя слабой и беспомощной, пыталась что-то сказать новой сиделке, но та делала свою работу и не отвлекалась на беседы.
Наконец, завершив работу, Людмила посмотрела на умытую, накормленную безвкусной кашей Анну Ивановну и спросила:
— Ну как? Всё в порядке? До завтра побудете одна, я вам пульт от телевизора вот здесь положу. А завтра я приду в одиннадцать часов.
Она выключила свет и удалилась.
Анна Ивановна осталась в темноте и одиночестве. И вдруг осознала, как хорошо было с Катькой!
Она позвонила сыну, но тот не отвечал.
Ночь была длинной и тревожной. На душе у Анны Ивановны было тяжело. Не нравилась ей эта Людмила. Холодная она.
А Катька со своими шуточками, с улыбкой, с наваристым супчиком казалась такой родной…
Почему Матвей трубку не берёт?
Вдруг страшная мысль проскочила в её мозгу.
В реанимации?! Почему Катька в реанимации?! Что с ней случилось?
Столько вопросов и ни одного ответа… И эта длинная страшная ночь.
…Наутро Анна Ивановна умудрилась сесть. Набрала сына.
— Алло…
Голос уставший, чужой.
— Сынок, что с Катюшей?
— Мам, её машина сбила. Она в реанимации… Очень тяжёлая. Мы молимся…
И Матвей заплакал.
— Я тоже… буду молиться…
Дни для Анны Ивановны потекли, как тягучая патока. Приходила Людмила, меняла подгузники, впихивала в неё пищу, делала уколы и уходила.
Надоело. Противно это всё было.
Анна Ивановна подумала, что не такой жизни она хотела. Надо как-то менять всё это. И рассчитывать не на кого. Только на себя.
Сын заходил раз в неделю. Весь чернее тучи. С синяками под глазами.
Анна Ивановна просила у него прощения, но он словно не слышал. Кивал головой и дежурно улыбался.
А Катька улыбалась всегда искренне!
Однажды ночью Анна Ивановна перебирала свои воспоминания. И что-то вдруг накрыло её теплом. Словно кто-то накинул невидимую пуховую перинку.
И так под этой перинкой стало хорошо, уютно! И силы появились.
Утром, когда явилась Людмила, Анна Ивановна чётко произнесла:
— Милочка, подите прочь. Я сама справлюсь.
Потом позвонила Матвею и требовательно заявила:
— Хочу к Катюше. И не возражай!
Матвей удивился, но быстро примчался. Увидел мать в почти полном здравии. Повёз к Кате в больницу.
…Анна Ивановна смотрела на худое, бледное личико своей невестки. И сердце переполнилось нежностью.
«Девочка… Как же ты нам нужна! Мне. Матвею. Сонечке. Возвращайся!»
Анна Ивановна попыталась воссоздать ночную пуховую перинку, которая исцелила её ночью. Просто вспомнила, как ей было хорошо.
А потом заплакала.
— Катька… Не вздумай нас бросать, слышишь?! Ты наше солнышко! Прости меня, девочка!
Вошёл Матвей. Увидел плачущую мать, заплакал сам. Потом вывел её.
— Мам, я тебя прошу… Хоть ты не мучай меня. Ты вчера на ногах не стояла. Давай домой. Всё, свидание окончено.
— Борис Сергеевич! Ваша пациентка пришла в себя! Которая после аварии в коме была.
Дежурная медсестра вбежала в ординаторскую.
Пациентка из седьмой палаты. Женщина, которую сбил автомобиль, находилась в коме уже несколько дней. Состояние было безнадёжным. И он думал, как убедить мужа дать согласие на отключение от аппаратов жизнеобеспечения.
— Ты не путаешь? Это не рефлексы?
— Посмотрите сами…
Пациентка не просто пришла в себя. Она была активна и даже могла бы говорить, если бы не эндотрахеальная трубка.
— Это просто чудо какое-то… — удивился доктор. — У неё тёплые руки. Как будто она их грела под одеялом…
Любовь и покаяние могут творить чудеса. Надо просто в это верить.
