Муж, как обычно, лежал на диване, и даже не удосужился помочь с детьми. Мелкие, пока мать пыталась навести хоть какой-то порядок в кухне, пока греется ужин, уже достали палатку и развели бардак.
Такие сцены в семье Марковых последнее время случались все чаще и чаще. Когда Ольга вышла замуж за Богдана, он занимал довольно высокую должность. Родились дети, муж был чутким и заботливым, и получал достойную зарплату. Но потом фирма по строительству, где он был довольно значимым начальником, развалилась, и для Богдана это стало настоящим ударом.
У мужчины словно опустились руки. Уже третий год он перебивался несущественными подработками, за которые получал копейки. Ольга поначалу старалась помочь ему, читая вечерами вслух вакансии. Но на рабочие должности муж морщил нос:
— Оля, это не для меня. Я привык к кабинетам и костюмам. Ты что, предлагаешь мне в робу переодеться и горбатиться за копейки?
— Богдан, нам не до гордости. Я и так на двух работах зашиваюсь, дети и дом на мне. Я понимаю, что у тебя сложный период, но нам нужно пережить его вместе. Поэтому возьми себя в руки и устройся на какое-то постоянное место. У нас сын и дочь, с ними не до кризисов, знаешь ли!
Обычно такие разговоры кончались нытьем Богдана. Он вздыхал, что жена его не понимает, не хочет принять в трудную минуту, что ему мало поддержки. Ольга скрипела зубами, вздыхала и поначалу мужа искренне жалела. Падение с пьедестала мужчинам всегда дается тяжелее, чем женщинам. Это женщины — народ двужилый. А мужики почему-то нежные цветы с хрупкой душевной организацией.
Если работу теряет женщина, у которой дети, она носом землю роет, чтобы найти другой, новый источник дохода. Муж же оказался из тех, кто трудно переживал свое персональное профессиональное горе, и пока жена приносила в дом хоть какие-то деньги, мог позволить себе самозабвенно страдать.
Если бы эти его страдания сопровождались хотя бы помощью по дому и с детьми, было бы Ольге немного легче. Но чем больше проходило времени, тем больше Богдан расслаблялся. В обед он обычно спал, вечно ссылаясь на головную боль.
«Прямо тургеневская барышня!» — злилась Ольга, слыша переливистый храп из зала.
Вечером, когда супруга приходила домой, Богдан не считал нужным даже мусор вынести и хлеб на стол нарезать. Он садился есть ровно так же, как семилетняя Юля и шестилетний Артемий. Ольга же всем накладывала, грела, потом убирала со стола, мыла посуду, купала малышню и буквально валилась с ног без сил в постель. В последней ее нередко ждали упреки за неисполнение долга, но жена отмахивалась, мгновенно засыпая.
Ситуацию после потери Богданом работы осложняла еще и ипотека, ежемесячный платеж по которой окончательно подрывал семейный бюджет, поддерживаемый на плаву усилиями почти что одной только жены. Кроме того, и дети требовали не малых расходов – то за кружки в садик оплата, то хотят мороженное и конфет. Ольга была разумной хозяйской, вела дом очень разумно.
Себе отказывала почти во всем, стараясь по максимуму дать детям. Богдан же не видел ничего зазорного, чтобы положить себе две котлеты вместо одной, чтобы осталось на завтра по половине на завтрак детям. Ольга при подобном раскладе и вовсе обычно оставалась с пустыми макаронами в тарелке, которые просто мазала майонезом, чтобы не были такими сухими.
Последние недели Ольга стала обнаруживать, что деньги из кошелька куда-то пропадают. Планировала купить сосиски и картошку, а также овощей на салат, но, открыв кошелек на кассе, стремительно побледнела – не хватало трехсот рублей. Это была смешная раньше сумма, но сейчас любая копейка подлежала учету.
Домой Ольга вернулась очень злой.
— Богдан, где деньги? — с порога заявила она супругу.
— Какие? — оторвавшись от компьютера, в котором на экране ехали «танчики», спросил, недоуменно хлопая глазами, муж.
— Которые у меня из кошелька пропали? Ты понимаешь, что это уже полный край! Я пошла в магазин, собираюсь расплатиться, а у меня не хватает! Я прекрасно знаю, сколько вечером положила в кошелек. Отвечай, как ты посмел их взять? — Ольга, сама того не замечая, повышала голос.
—Мне кажется, ты переработала, и тебе уже мерещатся кражи. Я не брал ничего. Может быть, Юля с Артемием вытащили, они же дети.
— Они и младше когда были, не трогали! Сейчас-то и вовсе понимают. — сразу заступилась за детей Ольга, — А вот пустая пачка чипсов у тебя в рюкзаке прямой ответ на вопрос, куда ушло содержимое моего кошелька. И трачу я не на себя, заметь, а на семью! Ипотеку плачу я, коммуналка и продукты на мне. Ты здесь для украшения на диване целыми днями лежишь и в свои игрушки на компьютере, как ребенок, играешь!
— Да, потому что я устал. Это невозможно. Двое маленьких детей – кошмар наяву. Они приходят, и мне в доме родном угла нет. Вечный бардак и ор. Я, может, вечером хочу по номерам в вакансиях позвонить, но разве с ними тишина будет?
— У тебя весь день на это есть. Утром я увожу детей в садик, вот садись и звони! — Ольге хотелось плакать от бессилия.
От скандалов она очень устала.
Последнее время муж разленился совсем, да еще и ее пытался критиковать. То ему не ладно, что на ужин гороховая каша, которую он не любит. Ольга радовалась, что купила ее по скидке, сварила специально побольше, чтобы на пару дней хватило, а вместо благодарности получила ворчание на весь вечер.
Просила сходить с Артемкой за справкой в бассейн в поликлинику, но муж проспал, и пришлось перезаписываться и бежать самой. График у Ольги был как у заправской ломовой лошади, и она все больше и больше задумывалась над тем, а зачем ей вообще такое замужество? Лишний рот, которому надо отдавать кусок послаще?
Дошло до того, что супруг перестал выходить даже на подработки. Попытки ругаться приводили лишь к скандалам и обидам. Ольге казалось, что круг замкнулся, и день сурка, в котором она каждый день выгадывает, на что купить детям мороженное и гречку к ужину, никогда не закончится.
Она почти перестала плакать в последнее время, и все чаще злилась. Злость прорвалась даже сквозь толстую вату бесконечной усталости, от которой болели плечи и пульсировали виски. Богдана же тоже многое не устраивало, но он предпочитал попрекать жену, чем подняться с дивана и начать что-то менять.
Ольга пыталась жаловаться свекрови, и та даже как-то разговаривала с сыном, но тот отмахивался и от собственной матери. Своей маме Ольга старалась не жаловаться – та уже была далеко не молодой выносливой женщиной, и лишний раз дочь старалась ее не расстраивать. Богдан же целыми днями играл в компьютерные игры, ел столько, что стремительно толстел, и постоянно намекал, что ему требуется новая одежда.
Приближалось лето, и воспитательницы детей уже вовсю расписывали прелести летней дачи. Для Юли эта поездка была последней перед школой, и Ольга тянулась изо всех сил, чтобы суметь скопить дочке на поездку. Она понимала, что «лесная школа» и летние лагеря будут вскоре стоить еще дороже.
Женщина чувствовала, что силы ее на пределе, она надорвалась – исхудала так, что одни глаза остались. Не спала, ела урывками, брала на работе сверхурочные заказы. Все домашние дела, заработки и проблемы рухнули исключительно на ее плечи, а муж жил, словно был третьим ребенком.
— Богдан, нам надо серьезно поговорить! – Ольга как раз пришла с подработки, что брала в субботу.
По выходным она мыла полы в салоне красоты, что был в паре дворов от ее дома. Платили за это не ахти какие деньги, но для того, чтобы отправить дочку на дачу, женщина хваталась за все. Тем более салон был близко, денег на дорогу до работы тратить не требовалось, что тоже было плюсом.
— Все наши разговоры с тобой последнее время кончаются одним. Не хочу я разговаривать. — Сразу забухтел муж.
— А придется. Я просто уже на грани от твоего бездействия. Денег от тебя ни копейки, а вот трат на тебя предостаточно. Посему давай что-то решать, я одна уже не тяну.
— Дай мне больше денег, ты должна меня обеспечивать — Заявил муж жене
Ольга опешила и даже на диван села, не заметив, как стиснула руки в кулаки:
— Я должна тебя обеспечить? А ты ничего мне и детям не должен, нет? Заводить их было совместным решением, как и брать квартиру в ипотеку. Почему я при живом муже одна осталась, да еще ты мне смеешь такие вещи как требования высказывать? Я не узнаю тебя, Богдан. Я выходила замуж за мужчину, для которого слово «ответственность» что-то значило. Он старался для семьи, любил и заботился о детях, дарил мне цветы на праздники, а не съедал со сковороды последнюю котлету, хотя на тебе уже все футболки трещат!
Столько в Ольге за эти месяцы всего накопилось, что слова лились потоком. Будто щелкнуло что-то в ней, сорвалось, и звуки сами складывались в то, что наболело, поросло обидами и горечью от предательства мужа. Он бросил ее, оставшись каким-то негодным балластом. Он стал обузой и дармоедом, который готов все свалить на жену, а до детей ему нет дела.
— Ты перегибаешь палку…
—Я перегибаю? У меня из кошелька снова пропало пятьсот рублей. В мусорном пакете лежат баночка из-под пепси и пачки из-под сухариков. Это как ты объяснишь? Ты когда поседений раз хоть какую-то сумму вложил в семью? Ты в курсе, какие суммы в квитанциях за коммуналку? Ты знаешь, сколько стоит Юлина поездка на дачу, сколько стоит собрать ее в школу?
— На дачу может и не ездить, к бабушке отправь. Как раз и сэкономишь. А в школу можно бюджетно…
— Знаешь что, дорогой мой, бюджетно можно и нужно без тебя. Собирай свои манатки и катись, куда хочешь. Мне такой муж не нужен, а моим детям не нужен такой отец! Вон!
Оскорбленный супруг поднялся из-за компьютерного стола и с картинным вздохом стал собирать вещи. Дети, которые стихли, как мышата, стояли в дверях комнаты, где произошел безобразный скандал, и испуганно смотрели то на Ольгу, то на отца.
Когда Богдан ушел, Ольга позвала дочь и сына к себе. Те прижались к ней доверчиво, и Артемий задрал маленькую мордашку:
— А папа когда придет?
— Милый, он какое-то время не будет приходить. Мы так решили.
— Вы поругались, и ты его прогнала? — Юля, которой уже было семь, оказалась смышленее младшего.
— Кисонька моя, не переживай. Все у нас с тобой хорошо будет. Идемте-ка купаться!
— А ты пены нам сделаешь много-много? — затараторил Артемка, прыгая от предвкушения.
Этот маленький утенок обожал купаться. Ольга улыбнулась, налила пены, не жалея – в такой исторически важный день грех не шикануть, и не закатить пенную вечеринку.
Она смеялась с детьми, малыши брызгались, щекоча друг друга. А потом позвонила, плача свекровь. Валентина Яковлевна умоляла Ольгу одуматься и сохранить семью, клялась, что поговорит с Богданом еще раз, что все образуется. Ольга говорила с пожилой женщиной мягко, но твердо. Отношения со свекровью у нее были всегда хорошие, но с мужем Ольга нажилась, и решения своего менять не собиралась.
Прошел месяц, и Богдан как в воду канул. Ольга не знала и не хотела знать, где он и как он. Со свекровью женщина все так же общалась. Бабушка часто приходила навестить внуков, и, зная, что материальной положение теперь уже у не полной семьи тяжелое, всегда являлась с полными сумками продуктов и гостинцев детям.
Юленьке на дачу она тоже добавила с пенсии, заставила взять Ольгу денег на пуховик. Бедная женщина так обносилась, что на осень у нее ничего не было. Валентина Яковлевна прекрасно об этом знала, да еще и вину за поступок сына чувствовала, вот и старалась перед снохой, чтобы хоть как-то ту поддержать.
Через полгода Ольгу повысили на работе. Юля благополучно пошла в школу, Артемий в выпускную группу в садике. Постепенно жизнь наладилась, и Ольга даже купила детям новую двухярусную кровать. Жили они скромно, но той утомительной бедности, что была при Богдане, больше не было.
Ольга поправилась, стала высыпаться, дома почти не случалось конфликтов. Иногда вредничали дети, приходилось их журить, но разве такие мелкие перебранки с любимыми дочкой и сыном не есть настоящие покой и счастье в жизни матери?
