— Это конец! – Лидия Сергеевна осторожно коснулась уголков глаз белоснежным платочком и вздохнула так душераздирающе, что Илья Степанович, ее муж, встревожился.
— Лидочка, что?! Капельки?!
— Ах, оставь ты в покое свои капельки, Илюша! Ты что, не понимаешь?! Это позор! Позор! Вся наша семья опозорена! Ты посмотри на нее! Она же даже не раскаивается!
Единственная наследница семейства Воронцовых и впрямь не выглядела кающейся грешницей. Она не посыпала голову пеплом и не роняла жемчуга слез, заламывая руки в отчаянии. Ничего подобного.
Лизавета Воронцова ела вишни. Закинув на перила веранды длинные, неимоверной красоты, ноги, которые были, по утверждению матери, точь-в-точь как у бабушки, примы-балерины Михайловского театра. Лиза брала ягодку с большого расписного блюда, стоявшего на столе, отправляла ее в рот, а потом, прицелившись, пуляла косточку в кусты. Действия ее были столь возмутительны, что вызывали всякий раз вздох отчаяния у маменьки.
— Елизавета! Прекрати немедленно! Что ты себе позволяешь?! У нас серьезный разговор! А ты… Ты…
Лидия Сергеевна возмущенно всплеснула ручками и ушла, чтобы принять, наконец, свои «капельки».
— Лиза, доченька, а ты не шутишь? – Илья Степанович с надеждой взглянул на дочь, прежде, чем последовать за женой.
— Нет, пап! Не шучу! И, пожалуйста, донеси до мамы, что все ее попытки продолжить это сватовство заранее обречены на провал. Я за Максима замуж не выйду! Пусть даже не надеется.
— Ты разбиваешь ей сердце!
— Не преувеличивай, пап!
— Может быть, ты еще подумаешь?
— Нет. Я уже отказала ему. Мы сегодня переговорили, и все решили. Если ты меня не услышал с первого раза – повторю. Нет, свадьбы не будет.
— Увы, мне…
Из гостиной раздались стенания, которые заставили Илью Степановича кинуться на помощь жене, а Лиза вздохнула и взяла с блюда еще одну вишенку.
— Господи, что я скажу всем?! Это ужасно! Ресторан заказан и приглашения уже разосланы!
— Мама, я не просила тебя их рассылать! – не повышая голоса пропела Лиза. – Сама решила – сама и расхлебывай!
— Это жестоко, дочь! Я хотела, как лучше!
— А получилось, как всегда. Да, мам? – усмехнулась Лиза и потянулась. – У меня на собственную жизнь свои планы! Какая досада, не так ли?
— Елизавета! – голос Лидии Сергеевны сорвался, и она снова всхлипнула. – Что ты себе позволяешь?!
— Пока – ничего особенного! – Лиза встала, собрала со стола так и нетронутые чашки с остывшим чаем и отмахнулась от матери. – Я знаю все, что ты скажешь! Я в состоянии вымыть три чашки. И даже не разбить их.
Лиза ушла на кухню, а Лидия Степановна отложила в сторонку платочек.
— Она – копия твоя мать! – припечатала страдалица мужа. – Даже интонации те же! Господи, за что мне это наказание?!
Свекровь, легендарную Регину Аркадьевну, Лидия Сергеевна на заре своей семейной жизни на дух не вносила. Она выходила замуж не молоденькой девчонкой, а потому, считала, что опыта и мудрости у нее с головой. А посему, свекровь ее должна уважать. Вот только Регина Аркадьевна была совершенно не в курсе того, чего ждет от нее Лидия. А потому, решила, что менять манеру общения из-за того, что в доме появился новый член семьи, совершенно ни к чему.
— Лида, милая, что за аромат?! – шептала она на ухо невестке и зажимала украдкой нос, когда Лидия входила в комнату.
— Это мои новые духи! – поднимала бровь Лидия. – Вам не нравится?
— Возможно, они и неплохи, но зачем же выливать на себя весь флакон сразу? Можно было ограничиться каплей на запястье.
Лидия, которая действительно имела привычку злоупотреблять парфюмерной продукцией, обиженно поджимала губы и дулась.
— Чем я ей насолила? – плакалась она мужу. – Зачем она так?!
— Лида, милая, мама со всеми так общается. Это ее стиль.
— Пусть меняет свой стиль, или я за себя не ручаюсь! И не смей называть меня милой! – раздраженно бросала Лидия. – Не выношу этого слова!
Разумеется, Регина Аркадьевна ничего в своем поведении менять не собиралась. Меткими, а порой и едкими, замечаниями она выводила Лидию из себя неоднократно. Это становилось причиной размолвок, недовольства и отчасти некоторого охлаждения в общении Ильи Степановича с мамой, ровно до тех пор, пока как-то в театре Лидии не отпустили, весьма сомнительный, по ее мнению, комплимент:
— Лидочка, вы стали настоящей леди! Вот, что значит общение с Региной Аркадьевной! Не человек! Величина! И какой вкус! Какое бесподобное чувство стиля! Это прекрасно, что у нее появилась такая прелестная копия!
Сравнение со свекровью Лидии Сергеевне не понравилось, а вот комплимент – очень. Как ни крути, а Регина и впрямь была иконой стиля. А потому, Лидия притихла. Она всегда была умной. И выводы правильные делать умела. Даже тогда, когда это было сопряжено с некоторым раздражением в адрес отдельно взятых индивидуумов.
Со свекровью она держала дистанцию, была вежлива и учтива. А после того, как родилась Лиза, и вовсе забыла обо всех претензиях. Регина Аркадьевна внучку обожала, и с радостью готова была проводить с ней столько времени, сколько позволяли родители девочки.
В благородном семействе, где все имели так или иначе творческие профессии, за исключением Лидии, которая была стоматологом, воцарились мир и тишина. Лиза росла в заботе и внимании. Ее напропалую баловали бабушка и отец, а мама была хоть и строгой, но мечтала, чтобы ее ребенок прожил свою жизнь куда лучше, чем она сама.
О своем прошлом Лидия никому и никогда не рассказывала. Даже мужу. В общих чертах, конечно, он все знал, но подробностями не интересовался. Илья Степанович был тоже умным человеком. И как только понял, что жена распространяться о былом не желает, тему эту оставил и больше не поднимал. И Лидия была ему за это очень благодарна. Обрубив всякие связи со своим прошлым, она сосредоточилась на настоящем.
Со своей матерью Лида не общалась. Причины для этого были весьма и весьма серьезны, но ворошить прошлое, вспоминая о том, что случилось с ней в молодости, Лидия не хотела. Ей достаточно было того, что в маленьком медальоне, который она носила на шее не снимая, был спрятан снимок красивого кудрявого мальчика. Медальон этот она никогда не открывала. Не могла себя заставить… Лидия прекрасно помнила, что ее сыну был всего лишь два года, когда бабушка, которой доверили маленького Павлика, оставила его ненадолго, чтобы сбегать в магазин за молоком. Жаркое лето, распахнутые окна и кроватка, которую мать Лидии придвинула к ним, чтобы малышу спалось поспокойнее…
Потеря сына почти уничтожила Лиду. Она не могла есть, спать, думать… Проклинала себя за то, что решила не брать академический отпуск и продолжить обучение. В тот злосчастный день она сдавала экзамен и вернувшись с него поняла, что жизнь ее закончилась, так толком и не начавшись.
С мужем, который был в экспедиции и вернуться вовремя, даже для того, чтобы попрощаться с сыном, не успел, Лидия развелась почти сразу. Они прожили вместе всего три года, но она довольно быстро поняла, что даже рождение ребенка не сможет укрепить их связь настолько, чтобы это перешло в разряд «долго и счастливо». Развод был лишь вопросом времени.
А, когда все бумаги были оформлены, она собрала небольшой чемодан и навсегда покинула тот город, в котором прошло ее детство и осталась молодость. С момента, когда она узнала о том, что больше не мама, Лидия чувствовала себя столетней старухой. Ей казалось, что вся боль, которую дано человеку испытать в жизни, уже прошла через нее. Выжгла внутри все, не оставив ничего живого. Только пепел…
Так ей казалось…
А потом появился Илья.
Он пришел к ней на прием, держась за распухшую щеку.
— Давно это у вас?
— Уже неделю маюсь.
— Ну что же вы как маленький? – раздраженно бросила Лидия. – Вроде, взрослый человек, а не понимаете ничего!
— Вы правы! Ничего не понимаю… — улыбнулся сквозь боль Илья Степанович.
И в улыбке этой было что-то такое, что Лидия удивленно смолкла, и даже перепутала инструменты, чего с ней и вовсе никогда не случалось. Спохватившись, она так густо покраснела, что Илья невольно прикрыл глаза, чтобы не смущать ее еще больше.
Она работала молча и сосредоточенно, но движения ее впервые, после того, как не стало Павлика, вновь стали легкими и даже почти нежными.
Чуть больше года Илья встречал ее после работы и провожал до дома. Они почти не разговаривали, но слышали друг друга и без слов. И когда Илья сделал Лиде предложение, она задумалась.
— Мне очень хорошо с тобой… Но я не знаю, смогу ли сделать тебя счастливым…
— Почему сомневаешься?
— Я не хочу детей.
— Почему?
— Я расскажу тебе. Но без подробностей. – Лидия была собрана и серьезна. – А после того, как я расскажу тебе обо всем, ты будешь думать. И если завтра не появишься у меня – я пойму. Подумай сам. И посоветуйся с мамой. Ведь, кажется, ты ее очень любишь? Вот и попроси у нее совета, как быть.
Советоваться с мамой Илья, конечно, не стал. Он давно вырос, да и Регина была не из тех людей, которые лезут с советами, пусть даже и к собственному сыну. Исключением стала лишь Лида, да и то гораздо позже. Регина даже шутила, что после выхода на пенсию, стала совершенно невыносима и невестке достается от нее почти так же, как и в классических анекдотах. Конечно, Регина кокетничала, ведь, как и все балетные, на пенсию она вышла рано. И до того времени, как сын пришел к ней с известием о том, что женится, уже успела дважды сходить замуж и развестись.
Матери Илья рассказал о Лидии все, как есть. Регина курила, стряхивая пепел в кофейную чашечку тончайшего фарфора, слушала, не перебивая, и мрачнела с каждым словом, произнесенным сыном. Под конец истории она вздохнула как-то особенно тяжело, отодвинула от себя чашку, и спросила:
— Ты ее любишь?
— Да.
— Тогда, зачем ты думаешь? Любовь, сын, это сокровище, которое дается далеко не каждому. И какую бы цену не запросили за него – будет мало. Понимаешь? Мало! И еще. Сокровище, если оно настоящее, не может быть невесомым. И порой его вес настолько велик, что, кажется, нести его просто нет сил. Но, поверь, они будут, эти силы. Если ты правильно оценишь то, что попало тебе в руки.
— Ты думаешь?
— Я знаю.
На том разговор матери с сыном и закончился. Илья привел Лидию к матери, та подставила будущей невестке щеку для поцелуя и отвезла к своей портнихе. А потом достала из антикварного комода, принадлежавшего еще деду Ильи, небольшую шкатулку.
— Здесь, Лида, драгоценности семьи Воронцовых.
— Что вы! Мне не нужно!
— Очень даже нужно. Ты теперь одна из нас. И носить все это будешь, если не хочешь меня огорчить. Сама выберешь то, что понравится. Только, я хочу, чтобы ты понимала – это не побрякушки. И носить их нужно с умом.
— Это как?
— Бабка моя говорила, что ходить на рынок в бриллиантах – это моветон. Если только ты не в Одессе. Там – позволительно. Чтобы все торговки рыбой удавились от зависти и сделали скидку такой шикарной женщине.
И Лидия с удивлением понимала, что смеется, хотя была уверена, что совершенно забыла, как это делать.
Регина учила ее, а Лидия бесилась, но в глубине души была благодарна свекрови за то, что та для нее делает. А уж когда Лида узнала, что беременна, то первый человек, которому она доверила эту новость, был вовсе не Илья.
— Ты что-то зеленью отливаешь, Лида. Что случилось? – Регина Аркадьевна, вернувшись из очередного путешествия с новым мужем, заехала, чтобы узнать, как дела у сына.
Ильи дома не было, и она принялась изводить расспросами Лидию, которая в какой-то момент не выдержала и, сорвавшись с места, унеслась в ванную, где просидела достаточно долго, чтобы свекровь сложила два и два и сделала правильные выводы.
— Рожать будешь у Софочки. Она прекрасный врач. Лучший. Ей я могу тебя доверить. – Регина сразу взяла инициативу в свои руки. – Почему боишься?
— Не знаю, выдержу ли я…
— Лидия, я никогда с тобой так не говорила и не стану впредь. Но сейчас скажу. Не будь дурой! Скажи спасибо Богу, судьбе и кому там еще надо, а потом – действуй! И помни — я с тебя и твоего ребенка глаз не спущу! Ничего не бойся! Пока я в силах и могу помогать – буду! Ты меня услышала?
— Да… Спасибо…
— Оставь свою благодарность на потом. Когда я стану скверной старухой, которая будет вынимать тебе душу своим нытьем, вспомни об этом «спасибо» и повтори его для меня. Договорились?
— Да.
— Вот и ладненько!
Елизавета Воронцова родилась в срок, совершенно здоровой и очень крикливой. Регина приняла ее на пороге роддома, откинула кружевной уголок конверта, и хохотнула:
— Ювелирная работа! Молодец, Лида!
А потом сдержала свое слово. Лучшей помощницы у Лидии не было. Регина, которую все знали не иначе, как приму и светскую львицу, приезжала к невестке, совершенно спокойно скидывала с себя дорогущую шубу, брала таз, набирала в него воды, терла в труху хозяйственное мыло, которое почему-то считалось лучше стирального порошка, и стирала пеленки. А потом мыла Лизу, нацеловывая ее розовые пятки, и причитала, как любая бабушка:
— Мое ж ты сокровище! Моя ты прелесть! Да чтоб ты была всегда здорова!
Недовольство и ссоры были забыты.
Лидия обрела, наконец, то, о чем так долго мечтала – семью, дом и относительный покой.
Нет, Павлика своего она, разумеется, не забыла. Илья возил ее на родину два раза в год, но в городе Лида так ни разу и не была, и с матерью не виделась. Они останавливались с мужем в маленькой гостинице в пригороде. И Лидия считала минуты до отъезда, спеша закончить все свои дела как можно скорее.
Так продолжалось из года в год до тех пор, пока Лизе не исполнилось десять, а Лида не получила письмо от матери.
Что было в этом письме знала только Регина. Ей Лидия показала это коротенькое послание, прося совета.
— Поезжай. Забыть не получится. Простить, наверное, тоже. Но она тебе мать. Вспомни все, что было до. Что-то хорошее все-таки было, не так ли? И поговори с той мамой, которую ты знала, когда была такой девочкой, как Лиза. Подумай о том, что все мы не ангелы. И ошибки, иногда непоправимые и страшные, может совершить любой. И ты… И я… Сложно это все, Лида. Я не призываю тебя в один миг стать святой и простить свою мать. Не найдешь ты в себе этих сил – пусть. Твое право. Но я совершенно уверена, что не ей, а тебе этот разговор нужен. Иначе всю свою оставшуюся жизнь ты будешь бояться и корить себя. А Лизе хорошо от этого не будет. Я думаю о тебе, и думаю о своей внучке. Не о твоей матери. Мне она чужая. И что бы ты не решила, знай – я тебя поддержу. Думай!
На следующий день Лидия попрощалась с мужем, отвезла Лизу к Регине, и уехала в родной город.
Разговор с матерью был очень коротким. Та очнулась всего на пару минут, которых хватило лишь на то, чтобы сжать руку дочери и шепнуть: «Прости!»
Домой Лидия вернулась через несколько дней. И Регина, передавая ей ребенка, удовлетворенно кивнула:
— Молодец. Все правильно сделала.
Казалось бы, вот он – покой. Все вместе и всё на своих местах. Но Лидия почему-то этого покоя не чувствовала. То, о чем говорила Регина, все-таки коснулось ее, обволакивая липкой, прочной паутиной, не давая мыслить здраво.
Страх… Иррациональный, непонятный, но настолько всепоглощающий, что даже Илья забеспокоился, прося жену успокоиться.
— Ты слишком опекаешь Лизу, Лидочка. Она уже большая девочка и ей нужен свой круг общения и собственные интересы. Мама, папа, бабушка – это хорошо. Но до поры до времени.
— Не понимаю, что ты хочешь от меня.
— Я прошу тебя перестать контролировать каждый шаг нашей дочери. Мне кажется, что Лизе не помешает немного свободы.
— Вот как? – Лидия становилась похожа на разъяренную кошку. – И это говоришь мне ты?! Тебе что, совершенно безразлично, что будет с твоим ребенком?!
— Разумеется, нет! Лида, о чем ты говоришь?!
— О том, что вижу! Илюша, так нельзя! Она же девочка! Мало ли что может случиться?! Я не выдержу, понимаешь ты это или нет?! Не вынесу еще одной потери!
— Да почему мы должны ее потерять?! – взрывался Илья.
— Потому, что это возможно! В любую минуту может случиться все, что угодно! И что тогда? Кусать себе локти? Сходить с ума? Бог ты мой! Кому от этого будет тогда легче?! Ты подумал?!
Илье оставалось только развести руками. Жену он любил, но ее страхи портили жизнь не только Лидии, но и всему семейству.
Он понимал, что нужно что-то делать, но не мог понять – что именно. У него не было ни единой идеи, как успокоить жену.
Помогла снова Регина.
— Отдайте Лизу на танцы.
— Зачем, мама? Она и так света белого не видит – сплошные кружки, секции и репетиторы.
— В топку все! Нужны танцы. Парные.
— Это важно?
— Да!
— Хорошо. Я попробую!
Так у Лизы появилось новое занятие. И Максим.
Чуть полноватого, неуклюжего парня, которого в студию бальных танцев привела бабушка, поставили в пару с новенькой.
— Пусть учатся пока. Оба переростки и толку особого не будет, — решили тренеры, еще не подозревая, что Лиза из девочек, которые не будут топтаться в углу зала.
Через три года Максим и Лиза завоевали свой первый кубок, а еще через пару лет их пара стала постоянным участником турниров по бальным танцам.
Максим уже не выглядел увальнем. Теперь это был красивый высокий парень, который сверху вниз снисходительно смотрел на свою хрупкую партнершу и даже судьи были уверены, что у этой пары роман.
А Лиза лукаво посмеивалась, не отрицая, но и не подтверждая эту информацию, еще не зная, что Лидия уже спланировала ее жизнь на годы вперед.
О планах матери она узнала после выпускного.
— Я, наконец, определилась. Буду поступать в медицинский.
Лиза, у которой никогда не было проблем с учебой, тянула с решением до последнего, взвешивая все за и против, чтобы точно определиться с будущей профессией.
— Доченька, но мы думали, что у тебя несколько иные планы. – Лидия улыбалась, но эта улыбка была настолько странной, что Лиза невольно вздрогнула.
— Какие планы? Я разве что-то говорила?
— Нет, конечно. Из тебя же слова лишний раз не вытянешь. Но я говорила с Максимом и его родителями.
— И что? – Лиза все еще не понимала, куда клонит мать.
— У нас есть три месяца на подготовку. Свадьба осенью – это так красиво! Я переговорю с бабушкой, и мы постараемся провести торжество в каком-нибудь интересном месте. У нее есть связи и она сможет это устроить.
— Свадьба? – Лиза прищурилась. – А кто женится? Максим?
— Глупенькая! Конечно! Вы станете замечательной парой не только на паркете, но и в жизни! Разве это не прекрасно?
— А меня ты спросить, конечно, не посчитала нужным? – протянула Лиза.
— Мне казалось, что все давно решено, милая.
— Не называй меня милой! – отчеканила Лиза.
Схватив сумку, она вылетела из дома, даже не обернувшись на окрик матери, и Лидия только к вечеру узнала, что дочь приняла решение пожить немного у бабушки.
Регина была немногословна.
— А что ты хотела? Лиза не игрушка. Ты решила, что можешь распоряжаться ею, как красивой куклой? Надела платье, нацепила фату и марш по венец? Так, что ли? Лида, ты всегда была умной женщиной! Я тебя не узнаю!
— И не надо! Это – мой ребенок! И я хочу, чтобы она была счастлива! Максим любит ее!
— А она его? – Регина усмехнулась. – Или мнение дочери для тебя в этом вопросе не обязательно?
— Я лучше знаю, что ей нужно! Она пока и сама не понимает, чего хочет!
— Ну почему же. Понимает. Лиза хочет стать хирургом. Как по мне – весьма достойная мечта. Что тебя не устраивает?
— Все! Хочет учиться – ради Бога! Пусть учится! Но для начала – пусть выйдет замуж! И тогда я буду спокойна!
— Как это успокоит тебя? Каким образом?
— А вы не понимаете? У нее будет муж. Защитник и опора! Максим – прекрасный молодой человек! С тех пор, как они встали в пару, я сплю по ночам, потому, что знаю, этот мальчик сделает все, чтобы Лизе было хорошо и спокойно.
— Я могу понять твое беспокойство за дочь, — кивнула Регина. – Но я совершенно не понимаю твоего упорного стремления посадить ее в клетку. А этот брак станет для нее клеткой. Пусть золотой и нарядной, но все же – клеткой… Потому, что это не ее выбор, а твой. И ты сама это понимаешь.
— Этот спор пустой и бессмысленный. Свадьбе – быть.
— Ну-ну! – снова усмехнулась Регина. – Мне кажется, что ты совершенно не знаешь характер своей дочери.
И Лиза его показала. После разговора на веранде родительского дома она окончательно решила, что пора что-то менять. Собрав вещи, она переехала к бабушке, чем безмерно обидела свою мать. Этой выходки Лидия ей не простила. Она не отвечала на звонки, не приезжала, чтобы проведать дочь, и даже о том, что Лиза блестяще сдала экзамены и поступила-таки в тот самый вуз, в который хотела, узнала от мужа.
— Лидочка, может быть, пора уже сменить гнев на милость? Неужели лучше плакать по ночам и обниматься с Лизиной подушкой, чем прижать к себе дочь – живую и здоровую? Что ты мечешься? Зачем страдаешь? Не пора ли уже успокоиться и постараться наладить отношения? Я был вчера у них. Лиза спрашивала о тебе. Она тоже волнуется.
— Ну конечно! Скажи еще, что ей не все равно, что со мной происходит!
— Лида! – Илья впервые за все время их брака, повысил голос на Лидию. – Это переходит всякие границы! Твой ребенок – продолжение тебя! Ты так ее ждала! Так хотела! Что же изменилось теперь настолько, что ты отталкиваешь так бездумно и жестоко от себя ту, которой дышишь?! Думаешь, я не вижу, как ты страдаешь?! Так, объясни мне, зачем?! Я не понимаю!
— Я и сама не понимаю! – вырвалось у Лидии. – Я не знаю, что мне делать! Понимаешь ты?! Не знаю! Наворотила дел, а теперь понятия не имею, как вернуть все на круги своя… Я… Илюша, я и правда дышать без нее не могу… Ты прав… Это так больно, что мне кажется, будто вокруг все время темно. Я не вижу свет. Нет его… Как тогда, когда не стало Павлика…
— Лида, прекрати! – Илья ухватил жену за плечи и встряхнул хорошенько. – Лиза – жива! И ждет тебя! Собирайся!
— Куда? Зачем?
— Я отвезу тебя к дочери. И прекрати уже думать, что лишь от тебя в этой жизни что-то зависит! Это не так! Дай возможность своему ребенку жить, а не быть для тебя хрустальной розой, которую настолько страшно разбить, что нужно держать за семью замками и под бетонным колпаком!
Гнев ли мужа, или его слова стали решающим доводом, но Лидия сделал то, о чем просил ее Илья.
Примирение состоялось. О чем говорили в запертой спальне Регины Лидия и Лиза, так и осталось между ними. Ни та, ни другая никогда не рассказывали никому о том разговоре. И только по опухшим от слез носам и раскрасневшимся от поцелуев щекам, Илья понял, что его «девочки» нашли все-таки общий язык.
Но затейнице судьбе показалось, что одного только мира, установившегося, наконец, в благородном семействе, будет маловато. Она поразмыслила немного, внимательно наблюдая, как Лизавета идет, упрямо и твердо, к своей мечте, а потом отчебучила такое, что даже Регина развела руками и удивленно хмыкнула.
— Елизавета Ильинична, там аппендицит привезли. Острый.
— Хорошо. Тьфу, ты! Конечно, ничего хорошего! Иду!
Лиза допила кофе, потянулась, и потопала в приемный покой. Дежурство ее почти закончилось, но отказываться от операции она не собиралась. Опыт-то надо нарабатывать!
— Ты?!
— Я… — Максим улыбнулся было, но тут же скорчился от боли.
— Ясно! Ну что, доверишься мне?
— Тебе? Да!
— Вот так даже? Без сомнений, стенаний и завещания?
— Лизавета, ты – балда!
— Еще какая…
А через три года Лиза толкнет калитку родительского дома и поставит на дорожку, ведущую к крыльцу сына.
— Ну-ка! Покажи бабушке, как ты умеешь бегать! Мама, лови его!
Маленький Павлик взвизгнет от радости, и припустит к той, что распахнет объятия, встречая внука.
— Мой ты золотой! Как же я рада тебя видеть!
— Мама, привет! А бабушка дома?
— Ага! Как же! – Лидия обнимет внука и усмехнется. – Умотала в Сочи! У нее новый роман!
— Ай, да бабуля! И кто он?
— Кажется, художник. Или скульптор. Или что-то около того. И вообще, не спрашивай меня! Сама тебе все расскажет, когда вернется. А где Максим?
— Паркует машину.
— Отлично! Мясо почти готово, папа достает пирог из духовки. Так что, мойте руки и за стол! А я Павлика уложу и приду!
— Ага! Знаю я тебя! Будешь сидеть с ним рядом и петь песни!
— Это плохо? – Лидия улыбнулась, целуя внука.
— Это прекрасно, мама!
