— Мам, ты просто нищебродка! — выкрикнул Пашка, с грохотом захлопывая дверь своей комнаты.
Лариса замерла в коридоре, прижимая к груди недоглаженную футболку сына. Слова ударили больнее пощёчины. Она прислонилась к стене, чувствуя, как предательски дрожат колени. В последнее время такие сцены случались всё чаще.
— Паш, — тихо позвала она, — давай поговорим…
— Не о чем говорить! — донеслось из-за двери. — У всех нормальные родители, один я с тобой мучаюсь. Вон, Димке родители новый айфон купили, а ты что? «Давай подождём до следующей зарплаты»… Вечно у тебя денег нет!
Лариса прикрыла глаза. Перед внутренним взором промелькнули бессонные ночи над подработками, старенькая машина, которую она продала, чтобы оплатить Пашкины занятия английским, бутерброды вместо обеда… Всё ради него. А теперь он швыряется такими словами.
— Сынок, — она старалась говорить спокойно, хотя голос предательски дрожал, — ты же знаешь, я делаю всё, что могу…
— Вот именно! — дверь распахнулась так резко, что Лариса вздрогнула. — Всё, что можешь — это НИЧЕГО! А папа… папа понимает, что мне нужно. Он не жмётся, как ты!
Матвей. Её бывший муж, который одиннадцать лет назад просто ушёл, оставив её с четырёхлетним ребёнком. А теперь вдруг объявился — успешный бизнесмен, любящий отец. Покупает сыну дорогие подарки, водит по ресторанам, приглашает на выходные в свой загородный дом. Легко быть добрым дядей, появляясь раз в неделю с подарками. А кто вставал по ночам к болеющему малышу? Кто штопал разодранные на коленках джинсы? Кто варил супы и проверял уроки?
— Знаешь что, мам? — Пашка смотрел на неё с каким-то незнакомым, колючим презрением. — Я хочу жить с папой. У него нормальный дом, а не эта конура. И машина крутая, а не твой автобус. И вообще… он хотя бы чего-то в жизни добился!
Каждое слово било наотмашь. Лариса почувствовала, как по щеке скатилась горячая слеза. Она торопливо смахнула её рукой.
— Значит, так, — произнесла она неожиданно твёрдым голосом. — Хочешь к отцу — пожалуйста. Я мешать не буду. Только потом не прибегай ко мне с обидами.
— И не собираюсь! — фыркнул Пашка. — Наконец-то заживу как человек.
Он демонстративно достал телефон — подарок отца — и начал что-то печатать. Наверное, сообщение Матвею. Лариса молча развернулась и пошла на кухню. Руки действовали на автомате: включить чайник, достать чашку, бросить пакетик чая… Она старалась не думать о том, что сейчас произошло. Не думать о том, что её единственный сын, ради которого она жила все эти годы, только что растоптал её сердце.
Вечером позвонил Матвей.
— Ларис, Паша сказал, что хочет пожить у меня, — в его голосе слышалась плохо скрываемая гордость. — Ты не против?
— Не против, — ответила она устало. — Забирай. Может, хоть тебя он ценить научится.
— Да ладно тебе, — хохотнул Матвей. — Пацан просто хочет пожить в нормальных условиях. Что ты ему можешь дать на свою зарплату?
Лариса молча нажала отбой. Села на кухне, глядя в темнеющее окно. За стеной слышалась какая-то возня — Пашка собирал вещи. Торопится. Не может дождаться, когда сбежит от «нищебродки»-матери…
«Господи, — думала она, — за что? Я же всё для него… Всю жизнь — для него…»
Утром Пашка уехал. Собрал два огромных пакета с вещами, буркнул «пока» и хлопнул дверью. Лариса осталась одна в опустевшей квартире. Она медленно обошла комнаты, задерживаясь взглядом на мелочах, которые напоминали о сыне: разбросанные носки под кроватью, недопитая чашка какао на столе, плакат с рок-группой на стене… Зашла в его комнату, села на кровать. Пахло его любимым дезодорантом.
В углу валялась старая плюшевая собака — его любимая игрушка в детстве. Сколько раз она штопала эту собаку, пришивала оторванные уши, стирала… А теперь вот — брошена. Как и она сама.
Неожиданно Лариса почувствовала странное облегчение. Больше не нужно каждое утро готовить завтрак, который он всё равно не ест. Не нужно стирать гору грязных носков и футболок. Не нужно выслушивать попрёки и сравнения с «нормальными» родителями…
Она встала, решительно открыла шкаф и достала красивое платье, которое давно не надевала — некуда было. Что ж, теперь у неё появилось время на себя. Может быть, сходить в кино? Или в тот уютный ресторанчик, мимо которого она столько раз проходила? Или…
Телефон тренькнул сообщением. От Пашки: «Забыл зарядку от планшета. Привези.»
Даже «пожалуйста» не написал.
«Прости, сынок, — напечатала она в ответ, — я сегодня занята. Попроси папу купить новую. Он же может себе это позволить.»
И впервые за долгое время улыбнулась.
Первые дни в доме отца казались Пашке сказкой. Просторный трёхэтажный коттедж, огромная комната с отдельной ванной, новенький компьютер… Красивая мебель, дорогие картины на стенах — всё кричало о достатке и успехе. Как же это отличалось от их с мамой «двушки» в старой панельке!
— Ну как тебе? — Матвей с гордостью обводил рукой гостиную. — Не то что ваша с мамой конура, а?
Пашка согласно кивал, хотя что-то царапало в груди при этих словах. Может, воспоминание о том, как мама по ночам шила игрушки на продажу, чтобы собрать ему на новый велосипед? Но он отгонял эти мысли.
Новая жена отца, Марина, встретила пасынка прохладно. Высокая, ухоженная женщина с идеальным маникюром, она словно источала холод.
— Только не устраивай бардак в своей комнате, — бросила она вместо приветствия. — У нас тут не проходной двор.
Её дети — десятилетние близнецы Кирилл и Карина — смотрели на Пашку как на диковинное насекомое.
— А это правда, что ты живёшь в хрущёвке? — спросила Карина за ужином. — И у тебя даже своей ванной нет?
— Была, — буркнул Пашка. — Теперь нет.
— Бедненький, — протянула девочка с плохо скрытой насмешкой. — Как же ты там жил?
— Нормально жил, — огрызнулся он.
— Дети, не ссорьтесь, — лениво протянула Марина. — Павел, не хами сестре.
«Какая она мне сестра?» — хотел огрызнуться Пашка, но промолчал. Отец уткнулся в телефон, не обращая внимания на перепалку.
Дни тянулись медленно. Отец постоянно пропадал на работе, а когда появлялся дома, был занят близнецами или разговорами с Мариной. Пашка слонялся по огромному дому, чувствуя себя лишним. Новенький компьютер уже не радовал. В школе дела шли всё хуже — никто не проверял уроки, не заставлял садиться за учёбу.
— Папа, может, погуляем? — как-то спросил он.
— Извини, сын, дела, — отмахнулся Матвей. — Вот, держи на карманные расходы.
Деньги. Всегда только деньги. А помнит ли отец, какая у него любимая музыка? Знает ли, что он ненавидит овсянку? Догадывается ли, что ему снятся кошмары в грозу?
Мама знала. Всегда знала.
Однажды вечером Пашка случайно услышал разговор отца с Мариной.
— Сколько он ещё будет тут торчать? — шипела мачеха. — Он портит близнецам настроение! И вообще… я не подписывалась воспитывать чужого ребёнка.
— Милая, это же мой сын, — неуверенно возразил отец.
— Вот именно — ТВОЙ! Ты его и развлекай. А то сидит целыми днями, бурчит что-то под нос… Может, отправим его в пансион? Есть отличные школы в Европе…
Пашка тихо прикрыл дверь и поднялся к себе. В груди было пусто и холодно. Он достал телефон, открыл диалог с мамой. Последнее сообщение — две недели назад, про зарядку. Мама тогда не привезла её. А он даже не извинился за хамство…
Палец завис над клавиатурой. Что написать? «Прости»? «Я скучаю»? «Можно я вернусь»?
Гордость не позволяла. Он швырнул телефон на кровать и уткнулся лицом в подушку. Из глаз предательски текли слёзы.
А через неделю позвонила тётя Света, мамина подруга.
— Паша… мама в больнице. Воспаление лёгких. Она звонить не хотела, но я думаю, ты должен знать.
Он примчался в больницу, даже не предупредив отца. Мама лежала бледная, осунувшаяся, но при виде сына улыбнулась — той самой, родной улыбкой.
— Пашенька… — прошептала она.
И он не выдержал. Упал на колени возле кровати, уткнулся лицом в одеяло: — Прости меня, мам… Прости, слышишь? Я такой дурак…
— Ну что ты, маленький мой, — её рука легла ему на голову, как в детстве. — Всё хорошо.
— Ничего не хорошо! — он поднял зарёванное лицо. — Я же… я такого наговорил… А ты всё равно меня любишь?
— Глупенький, — она притянула его к себе. — Я же мама. Я всегда буду тебя любить.
После этого Пашка стал приходить в больницу каждый день. Приносил фрукты, книжки, сидел рядом, рассказывал о своей жизни — теперь уже честно, без прикрас.
— … а близнецы эти, мам, они просто невыносимые! Вечно дразнятся, строят из себя… А Марина! Знаешь, что она вчера сказала? «Убери свои кроссовки с прохода, у нас тут не общежитие!»
Мама слушала, иногда улыбалась, но чаще хмурилась. Однажды не выдержала: — Паш, а ты… ты счастлив там?
Он замолчал на полуслове. Счастлив ли? Роскошный дом, дорогая одежда, новейший айфон в кармане… Но почему тогда по вечерам так тоскливо? Почему хочется забиться в угол и выть от одиночества?
— Не знаю, мам, — честно ответил он. — Всё какое-то… не моё. Знаешь, как будто я в гостях. Долгих таких гостях.
— Понимаю, — она погладила его по руке. — Знаешь, когда ты уехал… я тоже не знала, что делать. Сначала обрадовалась даже — тишина, покой. Начала в театр ходить, на выставки…
— Правда? — он удивлённо поднял брови. — А я и не знал, что ты такое любишь.
— Представляешь, я сама не знала, — рассмеялась она. — Столько лет жила только домом, работой, тобой… А потом поняла: нельзя так. Человек должен развиваться, расти. Иначе что он детям передаст?
Пашка молчал, переваривая услышанное. Он никогда не думал о маме как о… человеке. Со своими мечтами, интересами, желаниями. Она всегда была просто мамой — той, которая готовит, стирает, проверяет уроки. А она, оказывается…
— Мам, а давай вместе сходим? Ну, в театр там, или куда захочешь? Когда выздоровеешь.
Её глаза засияли: — Правда? Ты бы пошёл со мной?
— Ну да, — он пожал плечами. — А что такого?
Вечером, вернувшись в отцовский дом, Пашка долго сидел в своей комнате. Внизу шумели близнецы, звенела посуда — семья ужинала. Его не позвали. Впрочем, он привык.Туры для семейного отпуска
В дверь постучали. Отец.
— Паш, ты где пропадаешь целыми днями? Марина говорит, даже ужинать не приходишь.
— У мамы я был, — буркнул Пашка. — Она в больнице.
— А, — отец помялся в дверях. — И как она?
— Тебе-то что? — вырвалось у Пашки. — Ты же одиннадцать лет не интересовался!
Матвей нахмурился: — Слушай, сын, не хами. Я, между прочим, обеспечиваю тебе нормальную жизнь. Не то что…
— Что «не то что»? — Пашка вскочил. — Договаривай! Не то что мама, да? Которая пахала на трёх работах, чтобы я в нормальной школе учился? Которая ночами не спала, когда я болел? Которая… которая просто БЫЛА РЯДОМ?!
— Да что ты понимаешь! — повысил голос отец. — Думаешь, легко было всё бросить и начинать с нуля? Я должен был реализоваться, стать успешным…
— Для кого? — тихо спросил Пашка. — Для своей новой семьи? Для близнецов этих? А я так, довесок? «Держи на карманные расходы» — и отвали?
Матвей побагровел: — Знаешь что… если тебе тут не нравится — скатертью дорога!
— Вот и уйду!
— Ну и катись к своей нищебродке!
Повисла мёртвая тишина. Пашка медленно поднял глаза на отца: — Что ты сказал?
— Я… — Матвей осёкся, но было поздно.
— Значит, так, — очень спокойно произнёс Пашка. — Я всё понял. Спасибо, папа. За науку спасибо.
Он начал собирать вещи. Руки дрожали, но движения были чёткими, решительными. Побросал в сумку самое необходимое, остальное — к чёрту. Компьютер? Не надо. Айфон? Пусть подавится.
— Паш, ну ты чего… — отец топтался рядом. — Погорячились, с кем не бывает…
— Бывает, пап. Всякое бывает. Только знаешь… мама никогда не назовёт тебя нищебродом. Потому что она — человек. А ты… ты просто кошелёк на ножках.
Он закинул сумку на плечо и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь. В прихожей столкнулся с Мариной.
— Ты куда это собрался? — прищурилась она.
— Домой, — ответил он. — К маме.
И впервые за долгое время почувствовал себя… правильно. Словно огромный камень свалился с души.
Домой Пашка добрался затемно. Открыл дверь своим ключом — старым, потёртым, который все эти месяцы носил в кармане. Постоял в тёмной прихожей, вдыхая родной запах: мамины духи, корица (она всегда любила печь булочки с корицей), какие-то цветы на подоконнике…
Включил свет, огляделся. В квартире было непривычно чисто и… уютно? Раньше он этого не замечал. На стенах появились новые картины — небольшие, но симпатичные пейзажи. На журнальном столике — стопка книг по психологии. Мама не теряла времени даром.
Его комната стояла нетронутой. Только чисто прибрано и проветрено — мама заходила проверять, не завелась ли пыль. На столе — фотография в рамке: он маленький, смеётся, сидя у мамы на плечах. Оба такие счастливые…
Пашка достал телефон, набрал тётю Свету: — А мама… когда её выпишут?
— Через пару дней обещали, — ответила та. — Ты что, вернулся?
— Да. Насовсем.
В трубке помолчали, потом тётя Света тихо сказала: — Молодец, Пашка. Правильно сделал.
Следующие дни он провёл в хлопотах. Убрался в квартире, перестирал шторы, починил кран на кухне (всё собирался, да руки не доходили). Съездил в магазин, затарился продуктами — мама любит домашнюю еду, никаких полуфабрикатов. Даже начал готовить, вспоминая мамины уроки.
Когда она вернулась из больницы — похудевшая, но уже окрепшая — её встречал накрытый стол и пирог. Правда, слегка подгоревший, но это детали.
— Паш, — только и сказала она, оглядывая квартиру. — Ты…
— Мам, — перебил он. — Давай договоримся: я больше никогда не уйду, а ты больше никогда не будешь плакать. Идёт?
Она кивнула, часто-часто моргая.
Жизнь начала налаживаться. Пашка взялся за учёбу — оказалось, за время жизни у отца он здорово отстал. Но ничего, нагонит. Мама помогала, объясняла непонятное. А по выходным они теперь часто выбирались куда-нибудь вместе: то в театр, то в парк, то просто гулять по городу. Говорили обо всём на свете.
— Знаешь, мам, — сказал он как-то, — я только сейчас понял: ты ведь всегда старалась сделать меня лучше. А папа… он просто откупался.
Мама погладила его по руке: — Не суди его строго. Он просто… не умеет по-другому.
Отец пытался звонить, звал обратно. Обещал новый компьютер, поездку за границу… Пашка вежливо отказывался. Деньги на карманные расходы возвращал переводом — не нужно.
А через год случилось чудо: маму повысили на работе. Теперь она стала начальником отдела, зарплата выросла. Они даже смогли сделать ремонт в квартире — небольшой, но со вкусом. Пашка сам выбирал обои для своей комнаты.
Прошло пять лет. Пашка окончил школу, поступил в университет. Встретил Алёнку — смешную рыжую девчонку с веснушками. Влюбился так, что голова закружилась. Первым делом познакомил её с мамой.
— Ты только посмотри на них, — шепнула как-то Алёнка, наблюдая, как Пашка с мамой готовят вместе ужин. — Такие… родные.
А на свадьбе — небольшой, но очень тёплой — мама танцевала и смеялась как девчонка. Она похорошела за эти годы, расцвела. Даже вышла замуж — за хорошего человека, Пашкиного преподавателя из университета.
Отца на свадьбу Пашка всё-таки пригласил. Тот пришёл с очередной женой (с Мариной они развелись) и долго мялся у входа, не зная, как себя вести. Потом всё-таки подошёл к бывшей: — Ларис… ты это… молодец. Вырастила пацана.
— Мы вырастили, — мягко поправила она. — Вместе. Просто каждый — по-своему.
… Через год у Пашки родилась дочка. Когда он впервые взял её на руки, такую крошечную, беззащитную, вдруг понял: вот оно, самое главное. Не деньги, не статус, не дорогие игрушки. А любовь. Простая, чистая, бескорыстная. Такая, как у мамы.
— Мам, — сказал он, когда они привезли малышку домой, — спасибо тебе. За всё.
— За что, сынок?
— За то, что научила главному, — он прижал к себе дочку. — Любить.
Мама улыбнулась и погладила его по щеке — совсем как в детстве: — Просто я твоя мама. И всегда буду рядом.
