Гадалка коснулась руки девочки в парке и обомлела

По парку шла парочка — молодая красивая женщина и нарядная девочка лет шести.

Девочка явно скучала. Женщина не обращала на нее никакого внимания, от телефона не отлипала. Но и ребенка от себя не отпускала далеко.

Стоило малышке повернуть к качелям или фонтану, та сразу же грубо хватала ее за плечо и что-то раздраженно ей выговаривала.

Маша откровенно скучала и терпеть не могла такие прогулки с няней. Лика всегда вела себя так и на людях, и дома — отстраненно и равнодушно.

Девочке вообще часто казалось, что няня ее за что-то ненавидит, по крайней мере смотрит на нее всегда как на противную жабу.

Точно так же Лика относится и к Любе, старшей сестре Маши. Та сейчас в школе. Она уже большая, в пятом классе учится. И такая красивая, высокая, светловолосая, голубоглазая. На маму похожа.

Вспомнив о любимом человеке, девочка снова ощутила тоску и тревогу. Мамы нет уже давно. Она пропала несколько месяцев назад.

Что с ней случилось? Где она?

Отец об этом прямо не говорит.

Поначалу все рассказывал про какую-то затянувшуюся командировку. Мама и раньше по рабочим делам уезжала. Только это были короткие поездки, дня на три-четыре, а тут… Тут уже столько месяцев прошло. Потом отец начал что-то плести про какие-то срочные дела, которые у мамы в другом городе вдруг появились. Люба не верила ему. И Маша, глядя на сестру, тоже сомневалась.

Любе лучше знать. Она умная, ей 11 уже, многое знает и понимает.

— Врет все Антон, — говорила иногда старшая сестра. Антон нам правду про маму не говорит. И нас он не любит, потому что мы не родные ему.

Маша знала, что Антон ей не родной отец. Но этот человек был рядом с ней, сколько девочка себя помнит, поэтому она и называла его папой.

А вот Люба уже большой была, когда мама второй раз вышла замуж, да так и не привыкла считать маминого мужа своим отцом.

Антон и не старался особенно понравиться падчерицам, он никогда не уделял внимания девочкам. С мамой вел себя нежно и ласково, а вот детей старался не замечать.

Люба говорила, что это и к лучшему. Хуже было бы, если бы он совал нос в их дела и воспитывал. А вот Маше все-таки хотелось видеть от Антона больше тепла и внимания. Особенно сейчас, когда мамы рядом нет.

Лика появилась в их доме почти сразу после маминого исчезновения.

Антон уволил  Ольгу Константиновну, любимую няню Маши как только пропала мама. А ведь она была хорошей, очень хорошей, Маша любила ее.

Ольга Константиновна часто обнимала Машу, называла её красавицей, принцессой, заплетала ей красивые косы, интересно рассказывала о своём детстве, читала сказки и всегда старалась приготовить любимые блюда — блинчики, сладкую запеканку, манную кашу.

И так спокойно было рядом с ней находиться, с большой, тёплой, доброй Ольгой Константиновной.

Но Антон уволил её и привёл красивую, молодую, но такую неприятную Лику. Маша сначала не поняла, что к чему, и даже обрадовалась появлению в доме такой красавицы.

Высокая, стройная, смуглая, тёмные волосы, бирюзовые глаза — настоящая принцесса. Маша тогда еще не знала, что Ольга Константиновна больше к ним не придет. Думала, старая няня взяла отпуск и поехала навестить внуков, о которых она так часто рассказывала, а Лика ее просто подменяет.

Но скоро выяснилось, что Лика здесь навсегда.

Люба называла ее стервой и всячески старалась избегать общества холодной няни. Приходила из школы и сразу уходила в свою комнату. Даже ела там.

Маша сначала не понимала, почему. А потом-то разобралась — Лика ненавидела детей. Она выполняла свои обязанности — готовила завтраки, обеды и ужины, провожала Любу в школу, гуляла с Машей. Но делала она это всё с такой неохотой, что Маша чувствовала себя виноватой за то, что Лике приходится за ней ухаживать. Лика никогда не интересовалась желаниями девочек, не разговаривала с девочками, как Ольга Константиновна, не интересовалась, как прошёл их день, не спрашивала, отчего они грустят.

Большую часть времени она проводила с телефоном в руке, переписывалась с кем-то, смотрела какие-то ролики. За малейшую провинность наказывала своих воспитанниц. Любу трогала редко, а вот Маше иногда доставалось — за слишком шумные игры, за громкий смех, за разбитую чашку, за разбросанные в гостиной игрушки.

Причём отчитывала Лика Машу так строго и безжалостно, что у девочка плакала и потом чувствовала себя плохой, невоспитанной, гадкой. Дело чаще всего было даже не в словах Лики, а в ее тоне, выражении лица, позе. Маша ощущала раздражение и ненависть, волнами исходившие от няни. Это было страшно.

Можно было бы подумать, что Лика — просто человек такой. Ну, бывают же злые волшебницы, Ольга Константиновна читала Маше сказки, где встречались подобные персонажи.

Только Лика-то ведь и другой могла быть. Маша сама видела это.

Когда с работы возвращался Антон, Лика преображалась.

Она превращалась в заботливую и нежную девушку. Хлопотала вокруг мужчины, старалась ему всячески угодить. Тот смотрел на неё с улыбкой. Они часто о чём-то подолгу разговаривали. Беседы эти обычно происходили за закрытыми дверями. Слов было не разобрать.

— Опять любезничают, — зло говорила Люба в таких случаях. — Скорей бы мама вернулась. Я ей расскажу, как её муж с молодой нянькой заигрывал.

Маша не знала значения слова «заигрывал». Слова сестры радовали её, потому что в них была уверенность, что мама скоро вернётся.

Но мама не возвращалась. Шли дни, недели, месяцы, а мамы всё не было.

Антон не давал вразумительного ответа, куда она пропала. Он вообще каждый раз, когда девочки задавали вопросы, старался поменять тему. Иногда даже кричал на Любу, если та слишком уж упорствовала.

— Да за что мне такое наказание? Дела у матери вашей в другом городе. Что за дела, не вашего ума дело, не поймёте пока что всё равно. Она там прохлаждается, а мне здесь с вами мучайся. Иди в свою комнату, и так на работе устал.

Маше было жаль сестру, потому что Антон разговаривал с ней довольно-таки грубо. Сама Маша, наверное, тут же расплакалась бы, если б на неё так накричали. Но Люба не расстраивалась, а злилась. Маша видела, что сестра едва сдерживается, чтобы не нагрубить отчиму в ответ. Но что могла сделать девочка против взрослого мужчины?

Люба уходила в свою комнату, громко хлопая дверью.

-Подростки, — сказала Лика, закатывая при этом вверх свои красивые бирюзовые глаза.

— Сложный возраст. Скорее бы уже всё это закончилось, — поддержал Антон. — Достало уже всё это.

Каждый день Маша надеялась, что дверь откроется, и на пороге появится любимая мамочка.

Мама выгонит Лику, вернёт добрую Ольгу Константиновну, и всё будет как раньше.

Вот бы проснуться и понять, что все эти месяцы — это просто неприятный сон.

Раньше Машу будила Ольга Константиновна, гладила по голове, поднимала, обнимала и на руках несла в кухню, где уже дымился вкусный завтрак, блины или оладушки.

Мама пила кофе перед работой, красивая такая. Ей очень идут эти деловые костюмы, строгие пиджаки, брюки со стрелками или юбки до колена. Мама в них выглядит сильной и уверенной, всемогущей какой-то.

Люба чаще всего тоже уже уплетала свой завтрак. Мама улыбалась Маше так тепло, так ласково расспрашивала дочку о том, что ей приснилось, обнимала крепко-крепко. Маша прижималась к маминой груди, ощущая себя совершенно счастливой, и вдыхала аромат её духов. Во время завтрака они разговаривали обо всём на свете. Люба тоже Маше улыбалась, не то что сейчас, вечно хмурой ходит.

Даже Антон выглядел довольным. Он участвовал в утренней беседе, шутил, смеялся. Маше это нравилось. Потом все разъезжались, кто куда — мама с Антоном на работу, Люба в школу. Маша оставалась с Ольгой Константиновной. В садик она не ходила. Попытки были, но Маша там часто болела. Вот и приняли решение держать младшую дома до школы. А девочка и не возражала, ей нравилось.

У них с Ольгой Константиновной было много дел — и прибраться, и книжки почитать, и мультики посмотреть. Няня водила Машу на хореографию и в бассейн. Учила её читать и считать, а ещё они гуляли в парке, там весело было.

Фонтаны, качели, длинные асфальтированные дорожки, по которым так здорово гонять на самокате.

Вечером возвращались мама и Люба.

Маша знала, что ее мама владеет сетью кафе.

Девочка не раз бывала в этих заведениях. Ей там нравилось. Уютно, красиво, вкусно. В кафе часто можно было встретить детей. Это были заведения для семейного отдыха.

Знала Маша и то, что бизнес этот мама начинала вместе со своим первым мужем, родным отцом Маши и Любы.

Когда его сбил водитель прямо на пешеходном переходе, девочки были совсем маленькими. Маша так вообще только родилась. Конечно, она не могла помнить папу. Но девочка знала, как отец выглядел, видела фотографии. Кстати, Маша была полностью папиной дочкой — карие глаза, вьющиеся темные волосы, даже родинка на щеке такая же. Были фотографии, на которых отец держал крошечную Машу на руках. Этот мужчина смотрел на ребенка с такой нежностью, что у Маши сердце щемило от тоски.

Девочка пыталась вспомнить отца, его руки, голос. Но ей и года не было на момент трагедии. А вот Люба прекрасно помнила папу. Иногда она рассказывала, как тот на лодке её катал или в цирк водил.

Мама в ответ улыбалась. Улыбка эта была нежной и очень-очень печальной. Маша понимала, мама всё ещё скучает по нему, по-настоящему их папе.

Антон обычно являлся домой позже всех, иногда даже глубокой ночью. Он был теперь важной фигурой в мамином бизнесе, правой рукой владелицы сети кафе, первым помощником.

Мама часто говорила, что благодарна ему за это. Антон взял на себя массу обязанностей. Сам пропадал на работе, зато супруга его могла приезжать домой раньше, чтобы проводить время с дочками.

И вот теперь все изменилось.

Ни мамы, ни Ольги Константиновны. Только Антон и Лика. Холодные, бездушные, вечно недовольные всем, что бы не делали девочки.

Маша чувствовала — они с сестрой мешают Антону.

Без них он чувствовал бы себя счастливым и свободным. А ещё Маша очень тосковала по маме. Так скучала, что ночами в подушку плакала. Очень хотелось, чтобы кто-нибудь пришёл, успокоил. Но кому она теперь нужна?

Вот и сейчас Лика вывела Машу на прогулку, но какая это прогулка, так, название одно. Пройдутся пару раз от одного конца парка к другому.

Ни на качели её Лика не пускает, ни в детский городок. О том, чтобы попроситься на батуты, Маша даже и не мечтала. Это развлечение еще и денег стоит, ни за что Лика не раскошелится. Маше бы хотелось пробежаться по этим дорожкам. Любила она бегать.

Ольга Константиновна, зная это, всегда организовывала в парке веселые игры.

Останавливались они на какой-нибудь площадке, где детей было побольше, и няня предлагала им игру в догонялки, объясняла правила, учила нехитрым считалочкам, и начиналась игра. Вот же весело было.

От Лики такого ожидать точно не приходится. Иногда Лика уставала от долгого хождения. Обувь у неё была неудобная — туфли на толстенной подошве. Может, это и модно, и красиво, но как ходить на таких!

Вот и сейчас Лика присела передохнуть на скамейку. Машу усадила рядом и приказала ей вести себя тихо и хорошо. А сама тут же уткнулась в свой телефон. Маше сразу стало скучно. Сиди себе тут, как чурбан.

Маше вдруг пришла в голову смелая идея.

А что, если потихоньку улизнуть от злой няньки?

Потом, конечно, Лика станет ругаться, но это можно и перетерпеть. Не впервой. Зато Маша вдоволь накатается на горке. Может, успеет с кем-нибудь познакомиться и поиграть во что-нибудь. Тут за поворотом есть детская площадка. Девочка точно знала это. Она не раз там бывала с мамой или Ольгой Константиновной. Там качели такие интересные.

А Лика её в ту часть парка никогда не водила. Её бесили крики детей и раздражали мальчишки и девчонки, снующие туда-сюда на самокатах. Лике больше по душе была другая аллея парка. Спокойная, тихая. Там парочки влюблённые обычно прогуливались, да пенсионеры прохаживались. Иногда ещё встречались спортсмены. Маша отчаянно скучала на этих прогулках.

И вот сейчас, сидя на скамейке, девочка внимательно разглядывала няню. Лика полностью увлечена тем, что происходит в её телефоне. Она ничего вокруг не замечает. Наверное, не заметит няня и исчезновение своей воспитанницы. Страшновато было удирать от Лики, но желание посетить любимую площадку было сильнее.

Потихонечку, бочком, бочко, Маша слезла со скамейки и бесшумно понеслась за поворот. Там, за этими деревьями, должен стоять любимый детский городок. Только вот девочка ошиблась. За поворотом находилась большая летняя сцена. Ее Маша тоже помнила — это был очень даже хороший ориентир.

Нужно пройти дальше, за сцену, потом свернуть на боковую дорожку, и уж она то и приведёт в ту часть парка, где расположен замечательный детский городок. Но боковая дорожка вывела девочку совсем не туда, куда предполагалось.

Маша оказалась в совершенно незнакомой части парка, и здесь она точно ещё не бывала. Какие-то киоски, торговые палатки, вдалеке виднеется летнее кафе и ни намёка на детскую площадку.

Девочка хотела вернуться назад, но тут поняла, что совершенно забыла, по какой дорожке сюда добралась…

«Заблудилась», — догадалась девочка.

По спине пробежали холодные мурашки.

«Что же делать?»

Маше казалось, что она очень хорошо знает парк. А он, оказывается, вон какой огромный, запутанный, настоящий лабиринт.

— Что делать? — в голове вдруг всплыли слова мамы.

Они тогда были в Москве. Мама решала какие-то рабочие вопросы в столице и взяла с собой девочек. Они много гуляли по огромному городу. В зоопарке были, и в картинные галереи, и по Красной площади ходили.

А потом решили посетить парк аттракционов.

В парке было столько людей, Маша никогда еще столько не видела, мама вздохнула, окинув взглядом эту толпу и сказала:

— Ну раз пришли, не разворачиваться же теперь. Послушайте внимательно, девочки. Если вдруг потеряетесь, а такое может произойти, обратитесь за помощью к женщине с ребенком. Или к кассиру, если касса будет неподалеку. Так бывает. Вас отведут куда надо, и там по громкой связи объявят о том, где вы меня ждете. Понятно?

В тот день эта информация не пригодилась девочкам. Никто не потерялся. Мама крепко держала обеих дочек за руки и глаз с них не спускала. А теперь вот Маша заблудилась. И где? В любимом парке.

Девочка обернулась в поисках женщины с ребенком. Мама тогда сказала, что нужно обращаться именно к женщине, у которой есть малыш, потому что такая обязательно поможет потерявшейся девочке.

А вот если к кому попало подойти, можно и на злого человека нарваться.

Но женщин с детьми в поле зрения девочки не было. По дороге шел хмурый небритый мужчина, походка нервная, руки в карманах. К такому страшно подходить.

А за ним семенила старушка. Неприятная какая-то, взгляд колючий, недобрый. К ней почему-то тоже не хотелось обращаться. И вдруг Маша увидела женщину, красивую такую, молодую, как мама примерно. Кажется, это была цыганка, смуглая, чернобровая. Из-под платка выбивается черная длинная коса. В ушах золотые круглые серьги, на тонких запястьях куча браслетов.

Цыганка, похоже, и сама заметила растерянную девочку. Смотрела она очень как-то по-доброму. Поймав взгляд Маши, женщина ободряюще улыбнулась ей, тепло и искренне. Эта-то улыбка всё и решила. Маша набралась смелости и двинулась на встречу женщине. Цыганка тоже заспешила к ней.

— Здравствуйте, — поздоровалась Маша, глядя снизу вверх в глаза женщины.

— Здравствуй, милая.

— Вы помогите мне, пожалуйста. Я с няней сюда пришла и потерялась. Я…

Маша осеклась. Взгляд цыганки как-то изменился. Теперь она смотрела на нее заинтересованно и внимательно. У мамы бывал такой взгляд, когда она какие-то документы свои дома изучала.

Вот и цыганка. Она будто бы читала сейчас Машу как какую-нибудь захватывающую книгу. Это было странно, но совсем не страшно.

— Потерялась, говоришь? — наконец произнесла женщина.

Она теперь не улыбалась. Смотрела на Машу серьезно и с сочувствием.

— Ну да. Няня меня сюда привела, а я убежала, хотела на горке покататься, и вот потерялась.

— Не беда. Найдем мы твою няню.

Цыганка протянула девочке руку, и та с радостью вцепилась в эту теплую ладонь. Наконец-то Маша была не одна. Тревога отступила.

Цыганка будто бы знала, куда идти, хотя Маша ей не рассказывала, где оставила няню. Но женщина вела ее именно теми дорогами, по которым совсем недавно пробегала девочка в поисках заветной детской площадки. 

— Малыш, ты говоришь, что няня тебя привела? А мама твоя где? — спросила цыганка.

Они как раз шли боковой узенькой тропинкой, окруженной с обеих сторон рядами кустов и высоких елей.

— Я не знаю, где мама. Она… Папа говорит, что она куда-то уехала. Ее нет давно уже.

Цыганка кивнула так, будто и сама знала это, а Маша только что лишь подтвердила ее догадки.

— Маша, можно я еще раз посмотрю в твои глазки? Мне нужно кое-что понять, увидеть.

— Посмотрите, — кивнула Маша.

Цыганка будто бы читала, что-то по глазам.

— Послушай меня, — женщина сидела перед ребёнком на корточках и смотрела ей прямо в лицо.

— Слушай внимательно. Времени у нас мало. Няня твоя уже ищет тебя. У меня есть дар, особый дар. Я вижу, когда людям опасность угрожает. И даже не знаю, как такое маленькому ребёнку сказать. Маме твоей опасность угрожает, — с тревогой в голосе сказала девушка.

— Как? — воскликнула Маша.

Сердце ее сжалось от страха. Она почему-то безоговорочно верила словам цыганки.

— Что же делать?

— Взрослым, которые рядом с тобой, доверять нельзя. От них опасность и исходит. Я вижу еще кого-то. Ребенок. Постарше. У тебя есть брат или сестра?

— Сестра Люба. Она в пятом классе учится уже.

— Тоже малышка совсем. Но уже все-таки больше понимает. Передай своей Любе, что мама ваша в опасности. Приходите сюда вдвоем, позже. Без няни и без мужчины, который вам за отца. Эти люди вообще ничего знать не должны. Я постараюсь что-то узнать к тому моменту. А может, по глазам сестры твоей больше прочту.

— Я ничего не понимаю.

— Знаю, малыш, это сложно очень, но и серьёзно тоже. Приходите с Любой сюда. Я вас сама найду. Мы теперь будто верёвочкой связаны.

Цыганка говорила странные и страшные вещи, но Маша верила ей и чувствовала в этой женщине помощницу, поддержку. Ей хотелось задать ей ещё много вопросов, но тут в конце дорожки появилась встревоженная Лика.

Заметив Машу в обществе цыганки, няня решительным шагом направилась в их сторону.

— Это что такое здесь происходит? — закричала она прямо в лицо цыганки. — Совсем уже с ума сошла? К ребенку пристаешь?

— Она потерялась, пока ты за ней не следила, — спокойно и с достоинством ответила женщина с черной косой. — За помощью ко мне обратилась. Вот мы вас и искали.

— Ни слову твоему не верю, — прошипела Лика, вырывая из руки цыганки Машину ладошку. — Хотела через ребенка мне свои услуги навязать? Зря. Не верю я в ваше колдовство цыганское. Обманщики вы все.

Маше в этот момент стало вдруг очень стыдно, хотя сама она ничего плохого не делала. Девочка с сочувствием посмотрела на цыганку.

Та ведь всего лишь хотела ей помочь. А Лика налетела на нее, обвинила непонятно в чем. Лика утащила Машу на главную аллею парка, тихую и скучную, не переставала отчитывать свою воспитанницу и запугивать ее.

— Вот забрала бы тебя цыганка в табор к себе и заставила милостыню просить на улицах. Тогда бы до тебя дошло, что взрослых слушаться надо. Но поздно было бы. Ты хоть представляешь, как я перепугалась? Только подумай, сколько у меня проблем было бы, если бы ты потерялась.

Маша, хотя и была совсем малышкой, прекрасно понимала. Лика переживает не о ней, а о себе. За свое благополучие и спокойствие тревожится.

Она почти не обращала внимания на злобные высказывания и грубые одергивания.

В голове девочки крутились слова цыганки о том, что маме её угрожает опасность. И что опасность эта исходит от взрослых, которые Машу окружают. То есть выходит от Лики и от папы. Как это понимать? А еще Маша тревожилась о том, что Люба ей не поверит.

Она ведь вообще после того, как мама пропала, какой-то отстранённой стала и колючей. А если Люба не поверит, сама Маша мало что сможет сделать. Всё-таки маленькая она ещё, и самостоятельно, наверное, даже дорогу в этот парк не найдёт, чтобы снова с цыганкой встретиться.

Но Люба поверила.

Она внимательно выслушала сестрёнку и выдала:

— Завтра же днём после школы прогуляемся с тобой в тот парк и поговорим с цыганкой.

— Так ты мне веришь?

— Конечно. Ты бы не смогла такое придумать. И потом, я и сама точно так же считаю. Так же, как твоя цыганка. Мне кажется, Лика и Антон что-то задумали против нашей мамы. Они плохие оба.

В ту ночь Маша не могла заснуть. Все вспоминала разговор с цыганкой. И еще думала о маме. Где она? Вдруг ей сейчас плохо? Вдруг Антон и Лика уже успели ей навредить?

Маше стало страшно. И она отправилась в комнату к сестре. Люба, оказывается, тоже не спала. И выглядела сестренка не на шутку встревоженной.

— Не спится? — спросила она у Маши.

Та молча кивнула в ответ. И тогда Люба подвинулась к самой стенке и откинула края одеяла, приглашая Машу. Девочка с радостью заняла освобождённое для неё место.

Вдвоём сестрёнки быстро уснули. Маше было спокойно и тепло рядом с Любой. В тот момент ей казалось, что всё будет хорошо. Они теперь вместе, а значит, точно справятся со всеми трудностями.

Утром Люба прикинулась больной и осталась дома. Маше она объяснила, что не сможет терпеть до вечера.

— Хочется уже побыстрее понять, что там с мамой нашей случилось. Как я на уроках смогу сегодня сидеть? Нет. Нам надо побыстрее в парке оказаться.

После завтрака девочки изъявили желание подняться в свои комнаты. Лика была этому только рада. Как раз её любимый сериал по телевизору начинался. И ей совсем не хотелось, чтобы её кто-то отвлекал.

— Идите к себе, играйте, но только тихо. Через час выведу вас на прогулку.

— А можно сегодня без прогулки? — спросила Люба. — Я что-то плохо себя чувствую, голова болит.

— Я тоже, — тут же подключилась Маша.

— И ты, что ли, заболеть решила? —  Лика прикоснулась ладонью ко лбу младшей своей воспитанницы. — Вроде нормальная температура.

— Мне полежать хочется.

— Ну, хорошо, давайте без прогулки. Мне так даже проще. Тогда идите к себе и занимайтесь своими делами. В два часа обед.

Маша и Люба переглянулись. Именно этого они и добивались.

— Как мы незаметно выйдем из дома? — спросила Маша, когда девочки оказались наедине в Любиной комнате.

— Через чердак, конечно, по пожарной лестнице.

Маша поняла и восхитилась Любиной сообразительностью. На задней стороне дома у них была пожарная лестница, на всякий случай для безопасности.

Попасть на неё можно было с чердака. Так девочки и сделали. Пробрались потихоньку на чердак, спустились по лестнице в сад, выскользнули за калитку, аккуратно прикрыв за собой дверь. И вот они уже на свободе. Несутся со всех ног в парк. Люба умная, она точно знает дорогу. Сёстры улыбаются, они довольны тем, как виртуозно провели Лику.

Лика не скоро заметит их отсутствие, если вообще хватится воспитанниц до обеда. А вот к обеду нужно уже быть дома. Ровно в два часа дня няня позовёт их вниз обедать, и к этому времени нужно вернуться, иначе проблем не оберёшься.

Скоро девочки оказались в парке.

— Ну, где ты цыганку свою видела?

Маша растерянно оглядывалась по сторонам. Она вдруг поняла, что не помнит этого места. И вообще не очень хорошо ориентируется во всех этих дорожках, переходах, аллеях.

— Не знаю. Она сказала, что сама нас найдёт.

— Маш, ну постарайся вспомнить всё-таки.

Сестра начинала волноваться.

— Ну подумай. Времени у нас не так много.

— Не знаю я.  — Маша уже чуть не плакала.

Ещё каких-то несколько минут назад ей казалось, что теперь-то всё будет хорошо. Им удалось улизнуть из дома, осталось только до парка добраться, и проблема сама собой решится. А тут такое… Девочки стояли рядом с облезлой скамейкой на одной из алей парка и молчали. Маша смотрела вниз себе под ноги, Люба нервно теребила край футболки.

Обе не знали, что им предпринять, как вдруг.

— Девочки, вот вы где! — сёстры обернулись.

К ним направлялась молодая черноволосая женщина. Маша улыбнулась. Она узнала вчерашнюю свою собеседницу, хотя теперь та выглядела совсем по-другому. Не было на ней той цыганской длинной юбки и платка, а вот браслеты на запястьях и серьги оказались теми же.

В джинсах и футболке цыганка выглядела почти обыкновенной, но ее выдавали глаза, черные, внимательные глаза, горящие каким-то особенным светом.

Дейя родилась в таборе. Отца своего она не знала. Тот был не их, не цыганской крови. Мать ее, совсем еще тогда юная девушка, закрутила роман с парнем, жителем города, рядом с которым расположился тогда табор.

Плодом этой любви и стала Дейя. Она с раннего детства чувствовала себя чужой среди своих. Не принимали её до конца цыгане. Всё-таки в девочке текла и другая кровь. Зато мать и бабушка её по-настоящему любили. Бабушка так вообще во внучке души не чаяла.

Она часто говорила, что Дейя унаследовала какой-то особенный дар.

— Во мне его нет, дара этого, и в матери твоей нет, а вот у бабушки моей он был. Она видела, когда людям грозит опасность, и помогала. В этом ее сила заключалась. Скольких она спасла, не перечесть. Это благословение — людям добро и счастье приносить. Вырастешь — поймешь.

Но Дейя росла и не ощущала в себе никакого дара. Она уже даже думала, что бабушка ошиблась или выдала желаемое за действительное. Наоборот, самой себе девушка казалась какой-то слабой и беззащитной. Например, когда над ней подшучивали другие дети, она никогда не могла дать отпор обидчикам. Себя то спасти не могла, не то что других.

Мать умерла от болезни, когда Дейе было всего 11 лет.

Девочка осталась на попечении у бабушки. В тот тяжелый момент она окончательно разуверилась в том, что обладает каким-то даром.

— Если бы это было так, неужели я бы не почувствовала, что маме грозит опасность? Неужели не спасла бы ее? — спрашивала девочка у бабушки.

— Не время еще просто, — печально качала головой старушка.

Она и сама была безутешна из-за потери дочери, но все же находила в себе силы, чтобы поддерживать внучку.

Вскоре и бабушка умерла.

Совсем Дейе тяжело стало жить в таборе. Ее никогда здесь особенно не любили, а после смерти родственницы люди и вовсе стали относиться к девочке, как к прислуге. За кусок хлеба девушка обслуживала целые семьи, и убиралась, и за малышами чужими приглядывала.

А потом, на красавицу положил глаз один из местных вдовцов. Ему нужна была жена. За хозяйством следить, за детьми смотреть. А Дейе на тот момент едва 13 исполнилось. И все равно все вокруг уверяли, что это лучший выход для сироты — пристроиться к состоявшемуся уважаемому человеку.

Женщины твердили, что девчонке несказанно повезло. На нее безродную полукровку сам Газела внимание обратил. В общем, испугалась Дейя такой участи и сбежала. Табор тогда как раз переходил из одного города в другой. Она выскочила из повозки, пока все спали, и лесами побежала в сторону города, который табор только что покинул.

Там Дейя обратилась к первому встретившемуся человеку в форме, это был постовой, рассказала ему о своей беде. Хороший ей тогда человек попался, хоть в этом повезло. Он отвёл в участок, напоил напуганного ребёнка чаем, пригласил каких-то своих коллег, те слушали историю юной цыганки, хмурились, что-то записывали.

А потом девочка оказалась в детском доме. И это было лучшее, что с ней произошло после смерти мамы и бабушки. В детском доме было тепло, чисто, безопасно. Она спала на отдельной кровати на выглаженном постельном белье. У нее появились друзья. Здесь ее считали еще ребенком, а не прислугой и невестой.

Дейя начала учиться. Это было тяжело. В школу дети идут с 7 лет, а Дейе на тот момент уже 13 исполнилось. Но девочка проявила удивительную настойчивость и трудолюбие. Кроме того, у неё оказались врождённые способности к наукам. В общем, всего за полтора года девочка обогнала своих ровесников.

Когда пришла пора, девочка отправилась в медицинское училище. Оценки и знания вполне позволяли ей начать осваивать эту важную специальность. Она сразу же поняла, что оказалась на своём месте. Пациенты, которым девушка ставила уколы, в голос заверяли, что у неё удивительно лёгкая рука. Да и другие процедуры она делала ловко и спорно, будто всю жизнь этим занималась.

Медсёстры смотрели на воспитанницу детского дома, как на чудо какое-то. Ещё Дейя будто бы каким-то внутренним чутьём чувствовала проблема пациентов. Видела, где у человека болит, понимала, почему. Вот тут-то и раскрылся тот самый дар, о котором говорила бабушка. Наконец-то Дейя поняла, что та имела в виду.

Девушка закончила училище, выпустилась из детского дома, получила как сирота квартиру от государства. Теперь она была взрослой и самостоятельной. Педагоги из училища и врачи больницы, просили её продолжить обучение.

— Поступай в медицинскую академию, замечательным доктором будешь, — уверял сам главврач.

Но когда ей было учиться? Нужно ведь работать, себя обеспечивать.

Да и хотелось быть ближе к людям, к тем, кто нуждается в помощи. Девушка чувствовала — именно в этом ее предназначение. Она пока как бы тестировала свой дар, училась им управлять. Он, к ее собственному удивлению, работал не на всех пациентах, и, как вскоре выяснилось, не только на пациентах.

Каких-то людей она считывала мгновенно, причем иногда ей даже делать ничего для этого не приходилось.

Знания сами собой всплывали у нее в голове при виде того или иного человека. Других же людей Дейя не могла прочитать, как не старалась. Чаще всего дар помогал Дейе в работе и жизни. А иногда и мешал.

Впервые с отрицательной стороной своей странной способности Дейя столкнулась, когда ей было около 20 лет.

Девушка возвращалась тогда домой из больницы, довольна спокойная. В тот день она увидела у пожилой женщины опасное место в голове. Хотя та поступила в стационар с совсем другой жалобой. Живот у нее болел. Но с животом-то все ясно было. Язва обострилась. Этот диагноз и в карточке у пациентки был записан. А вот голова…

Дейя уговорила врача назначить женщине МРТ мозга, хотя показаний к процедуре не было никаких. В больнице многие уже знали о проницательности медсестры, потому врач с ней спорить не стал. МРТ показало, что в артерии головного мозга образовался тромб, и он уже готов оторваться. Если бы это произошло, женщину бы не спасли, но Дэйя вовремя заметила опасность.

Пациентку сразу же отправили на операционный стол. Ее вытащили.

И, как и всегда в таких случаях, девушка ощутила спокойствие и умиротворение. Это состояние было лучшей наградой для цыганки.

Она не только видела болезни, она еще и замечала опасности, грозящие людям. Но опять же, не всем людям, а лишь некоторым. По какому признаку дар выбирал их, этого цыганка не знала и до сих пор.

Но если Дейя замечала опасность, нависшую над человеком, то просто мимо пройти уже не могла.

Дейя пробовала, не получалось. Она потом ни о чем не думала, кроме как о том, кому не помогла, не пила, не ела. Их с тем человеком будто бы связывала накрепко невидимая нить. И пока Дейя не находила этого человека и не помогала ему избавиться от опасности, не было ей покоя.

Постепенно Дейя примирилась со своим даром, научилась управлять.

Иногда человек, нуждающийся в её помощи, встречался ей прямо на улице, часто она видела их на работе, в больнице. Случалось, кто-то сам подходил к ней, будто бы неведомая сила подталкивала его к своей спасительнице.

Шли годы, она так же трудилась медсестрой, замуж не вышла, детей не родила. Какая может быть семья, когда такой дар? Тяжело это всё совмещать. Ещё в таборе среди цыган, где подобные способности считаются большим достоинством, всё возможно. Но Дейя навсегда порвала с тем миром. И ничуть не жалела об этом.

Правда вот, кое-что осталось в ней от прошлой жизни. На работу Дейя ходила в обычной одежде — джинсы, футболки, платья и сарафаны. Но нравились ей длинные юбки, яркие платки, всё то, что видела она вокруг себя с раннего детства в таборе. Потому иногда Дейя надевала на себя что-то такое, цыганское, на прогулку. Так было и в тот день, когда в парке Дейя встретила маленькую девочку.

Маша стояла посреди аллеи и растерянно озиралась по сторонам.

Дейя сразу поняла — ребенок потерялся, и направилась к малышке, чтобы помочь ей. Чем ближе она подходила, тем яснее видела темную тучу, сгущающуюся  над головой девочки. Ей грозила опасность. К тому моменту, когда Дейя поравнялась с малышкой, она уже не сомневалась.

Судьба свела их не случайно. Крепкая веревочка, та самая незримая, уже связывала их.

Дейя взглянула в широко распахнутые детские глаза. Ей нужно было прочесть. Так вот оно что. Опасность грозит не девочке, а её матери. Но маленькие дети очень ещё привязаны к своим мамам. Потому Дейя и увидела угрозу, нависшую над женщиной через её девочку. Сложно было понять, в чём дело.

Кажется, эта женщина была где-то взаперти. Вероятно, ей причиняли вред. То ли травили чем-то, то ли ещё что-то, сложно разобрать. Девушка уже понимала, что мимо беды маленькой Маши ей не пройти, и, потому как могла, попыталась объяснить ребёнку всю серьёзность ситуации. К счастью, выяснилось, что у Маши была старшая сестра Люба, тоже ещё ребёнок, но всё же постарше.

Она была уверена, что с помощью Любы сможет разузнать побольше о том, что происходит с матерью девочек. Только бы сёстры пришли в парк, только бы старшая поверила младшей, потому что иначе где их искать, как спасать их мать. На следующий день Дэйя снова была в парке с самого утра, благо на работу ей нужно было только вечером.

Цыганка почему-то решила, что девочки окажутся здесь именно сегодня. Внутреннее чутье подсказывало. И действительно, в конце одной из дорожек она увидела Машу и девочку постарше. Дейя улыбнулась и поспешила к сёстрам. Маша была так рада увидеть свою вчерашнюю знакомую, что крепко обняла её за талию при встрече.

Дейя потрепала малышку по каштановым кудрям. Ей было приятно. Люба — высокая, худенькая, острый колючий взгляд. В нем и испуг, и недоверие. Дейя положила девочке руку на плечо, и по телу Любы разлилось спокойствие. Та заметно расслабилась, даже улыбнулась слегка. Сначала Дейя просто поговорила с Любой, чтобы разведать обстановку.

Выяснилось, что мать девочек пропала несколько месяцев назад.

Почти сразу же в доме появилась новая няня, красивая молодая Лика. С ней Антон, отчим девочек, очень уж любезничал. Даже ребенок, одиннадцатилетняя Люба, догадалась, что между ними роман. Дейя вздохнула.

— Да уж, тут особым даром обладать не нужно.

— Я боюсь… — всхлипнула Люба. — Вдруг… Вдруг мама умерла. Они от нас скрывают…

Девочка произнесла это шепотом, чтобы младшая сестра не услышала.

— Нет… — тут же откликнулась Дейя. — Я видела по глазам твоей сестренки, что мама ваша жива. Но ей грозит опасность. Давай еще в твоих глазах посмотрю.

Дейя увидела красивого молодого мужчину и девушку модельной внешности.

Няня и отчим девочек. Они целовались. Люба права, у них роман. Мысли. Оба думают о деньгах. Больших деньгах. Разговоры с врачом. Толстый мужчина в белом халате, знакомое лицо. Да я его узнала. Это главврач Тимофеевской больницы. Да я видела его пару раз в своем стационаре. Он приезжал к их начальнику. Говорят…

Они говорят о той самой женщине, которой грозит опасность. Матери Маши и Любы. Та в больнице. Лежит на кровати, бледная, слабая. Жизнь потихоньку день за днем утекает из нее. Молодой мужчина, супруг женщины, просит придумать новый диагноз.

Дейя чётко это слышит. Он передаёт главврачу деньги в пухлом конверте.

Люба моргнула, видения исчезли. Больше её глаза ничего не говорили. Но Дейя уже видела главное. Она почти всё поняла. Почти.

— Девочки, скажите, как зовут вашу маму?

— Ирина. Ирина Королёва.

— Хорошо. А теперь идите домой, дальше я сама.

— Я с вами, — решительно заявила Люба. — Вам понадобится моя помощь.

— Поверь, ты уже очень помогла.

— Но как? Как мы найдем вас?

— Приходите сюда. Только не завтра. Завтра еще рано. Приходите через неделю. В это же время. К тому моменту, я надеюсь, что-то выяснить.

— Спасибо, — пролепетала маленькая Маша. — Спасибо, что спасаете нашу мамочку.

— Да, спасибо вам огромное, — присоединилась к сестре Люба.

— Только объясните, зачем вы это делаете, для чего?

— Потом расскажу. А сейчас вам пора. — улыбнулась на прощание цыганочка.

И не объяснишь же сейчас этим крохам. Не расскажешь им про дар, про невидимую верёвочку, про всех тех людей, которым помогла Дейя, и которым не помогла.

Им и так много впечатлений и тревог…

Из парка Дейя отправилась прямо в Тимофеевскую больницу. Сначала, правда, зашла домой, прихватила свою медсестринскую форму, пригодится. Во дворе больницы цыганка переоделась в белый халат и вошла в учреждение с уверенным видом, будто давно здесь работает.

Её расчёт сработал. Больница была большой, здесь трудилось много людей, не все коллеги знали друг друга в лицо. Так что Дейе удалось незамеченной пройти за стойку регистратуры. Там как раз никого не было. Дейя знала, как работают в больницах с информацией о пациентах. У них была установлена такая же программа. Цыганке не составило труда вбить в поиск имя Ирина Королёва. Да, действительно, такая пациентка была в Тимофеевской больнице.

Лежала она в отделении онкологии, в отдельной палате для самых тяжёлых больных, умирающих, по сути. Дейя поспешила в ту самую палату. Она надеялась застать Ирину в одиночестве. Так и получилось.

На кровати лежала худенькая молодая женщина, очень похожая на Любу.

Сомнений быть не могло, это мать девочек. Дейя посмотрела на нее своим особым взглядом. Никакой онкологии у женщины не было, это точно. Она бы заметила такое. Но её организм был полон отравляющих веществ. Яд прямо сейчас проникал в вены Ирины через… капельницу.

Дейя подскочила к системе и быстро выдернула иголку из руки женщины. Ирина открыла глаза, с удивлением посмотрела на Дейю и ничего не сказала. Видно было, что сил у нее совсем мало. Девушка нашла на тумбочке рядом с кроватью пустой пузырек и налила туда лекарство, которым прокапывали Ирину.

— Зачем это?

— Проверить кое-что надо, — ответила Дейя.

Ирина кивнула. Она давно уже привыкла к анализам, болезненным процедурам, медицинским манипуляциям. Вся жизнь её теперь состояла из этого. Дейя тем временем состригла прядь волос женщины и спрятала её в кармане. Ей нужно было как можно больше улик.

— Это тоже для анализа?

— Да, — кивнула Дейя.

Ирина была в таком состоянии, что не было смысла ей сейчас хоть что-то объяснять.

— Всё потом.

Цыганка положила руку на лоб женщины. Нет, такое  отравление она самостоятельно с помощью своего дара не вылечит. Но состояние Ирины хоть немножко да облегчит. И действительно, Ирине сразу стало чуть лучше. Она улыбнулась, закрыла глаза и уснула. Это было не болезненное забытие, а здоровый сон, дарующий силы и успокоения.

А Дейя отправилась дальше, к себе на работу. Со своей добычей в сумочке, лекарством из капельницы и прядью волос Ирины.

Цыганка уверенно открыла дверь лаборатории. Здесь все её знали и уважали. Каждому из сотрудников лаборатории Дэйя когда-то помогла, а начальнице вообще сына спасла.

Заметила, у мальчишки признаки надвигающейся тяжёлой болезни, когда её симптомов ещё и в помине не было, посоветовала обследование пройти. Смертельную болезнь поймали в зачаточном состоянии и тут же задавили, так что начальница лаборатории считала себя пожизненной должницей Дэйи. Сейчас это ее расположение как раз и пригодится.

Анализ был готов на следующий же день. Результаты оказались именно такими, как и ожидала Дейя. В капельнице было вредное вещество. Если его вводить регулярно малыми дозами, происходит общее отравление организма и в конце концов смерть. Симптомы, которые вызывает яд, схожи внешне с признаками онкологии. Человек теряет силы и аппетит, худеет, его постоянно тошнит. Анализ волос показал, что Ирина получает это вещество уже несколько месяцев.

Этого было достаточно для того, чтобы инициировать расследование. И снова пригодились связи Дэйи. Она обратилась к Игорю, руководителю оперативного отдела местного отделения полиции. У них давно были дружеские и тёплые отношения. Дейя и ему тоже помогла несколько лет назад, он тогда пил сильно, работу почти потерял, жена от него ушла, друзья отвернулись.

Кому нужен алкаш, стремящийся в бездну? Дейя разглядела тогда печаль на душе Игоря, помогла ее приглушить. И пагубная страсть к бутылке прошла, как не бывало ее. Жизнь Игоря наладилась.

— Если когда-нибудь что-то понадобится, обращайся, — не раз повторял мужчина.

Они виделись иногда с цыганочкой. Ему время от времени ещё требовалась её поддержка, потому что печаль его была застарелой и давней, родом из детства. Нет-нет, и подкрадывалась она снова к человеку. Дейя раз за разом её приглушала. К Игорю-то Дейя и обратилась за помощью. Тот внимательно выслушал её, просмотрел результаты анализов, обещал разобраться.

Спустя три дня Игорь набрал номер Дэйи. Услышав трель мобильника, цыганка сразу поняла — дело решилось. Она и раньше это чувствовала. Сон ей сегодня хороший приснился. Игорь вызвал цыганку к себе в отделение. Она проходила по делу свидетелем и должна была подписать кое-какие бумаги. Дейя разбиралась с документами, а Игорь тем временем рассказывал ей все, как было.

— Не перестаю удивляться твоему дару, Дейя, — качал он головой. — Меня спасла. И спасаешь до сих пор. А тут еще — это дело теперь. Ты хоть скажи, как ты про эту Ирину Королеву узнала-то?

— Это все мой дар, — просто ответила Дейя. — Знаешь ведь, не могу я это объяснить так, чтобы все поняли.

— Знаю, — кивнул Игорь, — Ирина эта, если б не ты, еще пара недель, и все, поздно было бы ее спасать.

В Тимофеевскую больницу была отправлена следственная группа. В команде числились и медики, и сотрудники лаборатории. Была тщательно изучена история болезни Ирины Королевой. Все там указывало на быструю прогрессирующую онкологию, но анализы, взятые у женщины, показали совсем иную картину.

Онкологии не было и в помине. Зато выяснилось, что Ирину несколько месяцев планомерно травят препаратом. Главврач Тимофеевской больницы оказался в сговоре с Антоном, супругом Ирины. Антон дал ему денег. Речь шла о достаточно крупной сумме, иначе человек на такой должности не пошел бы на чудовищное преступление. Анализы Ирины были липовыми, лекарства подменялись.

Всё это происходило под прикрытием главврача и с его же подачи. Остальные сотрудники больницы даже не догадывались о происходящем.

— Но зачем, ах, молодые!

Она видела, прочла в глазах Любы, что Антон страстно влюблён в Лику. Но это ведь не повод так поступать с женой.

— Неужели нельзя просто развестись? Вряд ли Ирина стала бы препятствовать, если б муж ей всё объяснил.

— Из-за денег это всё. Это Ирина Королёва, владелица сети кафе. Бизнес крупный, прибыльный. Антон за годы жизни с Ириной стал её правой рукой. Понял, как всё устроено в этой системе, осознал, что вполне может встать у руля. А тут ещё любовница его дров в костёр подкидывала.

Ну и решил он, что пришло время избавляться от Ирины. Лика и Антон познакомились как-то в баре. Завязался роман. У Антона от неё буквально голову снесло. Эта девушка была рождена королевой, хотела всё и сразу, грезила о богатом муже. И Антон решил стать для неё таким. Откуда ему было взять деньги?

Бизнес ведь записан на жену, он лишь помощник. Тогда-то и родился в его голове этот план. А Лика поддержала его, добавила деталей. В общем, посодействовала. Они договорились с врачом Тимофеевской больницы. Тот был знакомым отца Лики, так что девушка сама нашла к нему подход. Мужчина согласился.

Именно главврач придумал и этот диагноз, и то, как создать его видимость. Всё же он был неплохим медиком, а вот человеком, как выяснилось, ужасным. Антон начал потихоньку подсыпать в еду супруге яд. Она стала жаловаться на самочувствие, и заботливый муж сам лично отвёз её к врачу. Тому самому. Естественно, Ирине поставили страшный диагноз. Это была основная деталь плана.

Причем лечением женщины решил заняться сам главврач, что внушало пациентке надежду.

Ну, а дальше? Больница, постоянные капельницы, все ухудшающееся состояние. Ирина сама попросила не говорить дочерям о болезни. Рассудила, что за время ее отсутствия девочки привыкнут жить без неё, а потом им всё и скажут.

Ирина думала, что это будет не так больно для девочек. Антон согласился на это. Перед супругой он изображал замечательного отца для девочек. Уверял её, что не бросит Машу и Любу, что будет заботиться о них, вырастет девчонок хорошими людьми. Ирина верила ему. А что ещё оставалось? На кого ей было надеяться? Никаких других близких людей рядом с ней не было.

Антон сам завел речь о том, чтобы Ирина переписала бизнес на него. Мужчина обещал сохранить его до совершеннолетия девочек, до тех пор, пока они сами смогут встать у руля. Разумеется, он не собирался отдавать девчонкам сеть кафе. После гибели Ирины Антон оформил бы их в детский дом, а сам жил бы с Ликой припеваючи, управляя налаженным, приносящим хороший доход делом.

Обо всём этом Антон рассказал следователю на допросе. Следователь был профессионалом своего дела и умел выманивать у подозреваемых правду.

Через неделю Дейя, как и обещала девочкам, была в парке. На той самой дорожке, где состоялась их первая и такая важная встреча. Цыганка знала от Игоря, что на время сестрёнок хотели отправить в приют, пока их мама не поправится.

Но старая няня, Ольга Константиновна, узнав об этой всей истории, оформила на Любу и Машу временную опеку. Цыганка была рада такому повороту событий. Нелегко бы пришлось домашним девочкам в казенных стенах. Придут ли Маша и Люба сегодня в парк? Или уже и забыли об уговоре? Это было бы не мудрено. Столько событий в их жизнях произошло. Столько всего случилось.

Но девочки пришли. И привела их в парк Ольга Константиновна. Невысокая, полноватая женщина с удивительно мягким взглядом. От нее исходила теплая, светлая энергия.

— Дейя! Мамочка нашлась! — выпалила Маша. Как и тогда она крепко обняла цыганку.

— Спасибо вам огромное! Мы ведь знаем, кто маму спас, — улыбнулась Люба.

— Удивительная история! — Ольга Константиновна внимательно разглядывала Дейю. — В голове просто не укладывается, но в жизни вообще много непонятного, необъяснимого.

— А мама в больнице пока, — делилась новостями Маша. — Ее лечат, но она уже хорошо себя чувствует. Мы к ней ходили вчера. Я так плакала, потому что соскучилась очень.

Дейя улыбнулась малышке, погладила ее по курчавой головке и ощутила то самое чувство — как камень с души упал. Стало легко и светло. Дейя прошла очередное испытание. Она снова справилась.

Глядя на счастливых девочек, ей хотелось смеяться и танцевать. Это был один из тех моментов, когда Дейя считала свой дар благословением.