«Хватают, хватают, все не нахватаются никак! — думала Мария Семеновна, протискиваясь к холодильнику с мясом и птицей. — А ради чего? Что празднуют? Год прошел? Тоже мне событие. На моей памяти их аж шестьдесят пять пролетело! Эка невидаль!»
Ей удалось вытащить одну из запаянных в полиэтилен куриц, скромной кучкой лежавших под веселеньким желтым ценничком «социальная цена». С добытой в бою птицей она поспешила в следующий отдел. Дай-то бог, там еще яйца остались… Те, у которых цена более-менее, а не такая, словно их снес феникс. С яйцами тоже повезло. Теперь в очередь на кассу. Отстоять положенное, проклиная нагруженные с горкой тележки покупателей, и можно домой. Устала она сегодня.
Мария Семеновна не любила Новый год. Да и за что его любить-то? Вот сегодня, например: нет, чтобы людям выходной дать. Так нет же. Работала их контора. Впрочем, как работала… Название одно. Собрались работнички, пару часов делали вид, что трудятся, а потом — застолье! Дома бы праздновали, с родными и близкими. И Марии Семеновне убирать бы меньше пришлось. А то хлопушками насорили, серпантином стулья увешали, тару пустую оставили вместе с объедками на картонных тарелочках и только тогда разбрелись.
Ну да ладно, слава богу, все позади. Вот сейчас придет она домой, добычу свою приготовит, телевизор, может, посмотрит и спать! «Это даже хорошо, что сын ко мне на праздник не приезжает. Хлопот меньше, — думала Мария Семеновна. — Да и не наездишься в наши дни. Далеко, дорого». Она все понимала, но было чуточку обидно… А от обиды до злости один шаг. Вот и смотрела Мария Семеновна на довольных покупателей из-под вязаной серой шапочки глазами-буравчиками, потому и осуждала эту ненужную суету, в которой ей не было места.
Во дворе своего дома она присела на скамеечку, поставила шуршащий пакетик рядом. Хотелось посидеть, подышать морозным воздухом, отдохнуть и ни о чем не думать. Спешили мимо жильцы, торопились успеть к празднику. Мария Семеновна наблюдала за ними и немножко завидовала. Вспоминала, что когда-то тоже была частью этого. Сын, Вовка, тогда был маленький…
— Ты мне не указывай, когда начинать! Я рабочий человек! Когда хочу, тогда и пью! Заслужил! — из приоткрытой форточки второго этажа высунулась лохматая голова с сигаретой.
«Опять Сашка с Валькой скандалят, — поняла Мария Семеновна. — Вот кому праздники противопоказаны. Они и без повода умудряются накачаться. А тут сам бог велел. Непутевые. Хоть бы сынишку пожалели. Новый год — детский праздник, как-никак. Чего-то я давно их Сережку не видела».
Восьмилетний Сережка тем временем сидел один в комнате и пытался смотреть телевизор. Нового года он боялся. Да, елочки, мандарины, огоньки — это все красиво и даже для кого-то радостно. Только не для него. Опять отец набрался до боя курантов. На кухне разгорался скандал.
— Саша, ну давай хоть один праздник по-человечески отметим! С сыном за столом посидим. Он же потом к бабушке до конца каникул уезжает. Ты же уже в зюзю! Хватит, говорю! — это мама, пока еще относительно трезвая, отчитывала отца.
— Отстань, Валька! Не порти мне праздник! Сама что ли, не прикладывалась, пока готовила? Ишь, трезвенницу из себя изображает! — а это отец, уже изрядно «напраздновавшийся», а потому злой, страшный.
Они у Сережки, конечно, оба любили заложить за воротник. Только мама меньше. Да и не бузила после этого особо. Тихонько сворачивалась клубочком на диване и спала. А вот отца тянуло на подвиги. И не дай бог кто-то подвернется ему под руку. Сережка в прошлом году подвернулся, такую оплеуху схлопотал… В ухе долго звенело.
Сейчас главное — пережить эту ночь. Потом к бабуле в деревню. Эх, остаться бы там насовсем. Отец, наверное, скоро устанет. Побуянит немного и захрапит в своем любимом продавленном кресле перед телевизором.
Сережка встал, тихонько прокрался в прихожую, натянул куртку, ботинки. Нащупал в кармане хлопушку. Единственный подарок, который он получил на Новый год. В другом кармане давно был приготовлен пакетик с нарезанной на розовые кружочки сосиской. Для Серого.
Серый был Сережиным другом. Они подружились этой осенью. Сережка тогда брел из школы, гадая, что его ждет дома сегодня, и увидел, как старушка с восьмого этажа кормит у подвального продуха кошку. Та ластилась к ее ногам, мурчала, подставляла под сухонькую ладонь рыжую, словно осенний лист, голову. И вдруг из кустов вышел кот. Большой, серый, тощий, с рваным ухом.
— Брысь! — велела старушка и замахнулась сумкой. — Не про твою честь угощение, бандюга!
Кот выгнул серую спину, ощерился, зашипел. Но воевать не стал, скрылся в кустах. Сережке тогда стало его очень жалко. За что его так? Ну не красавец… И пусть. Он ведь тоже одинокий и голодный.
В кармане ничего съестного не обнаружилось. Сереже пришлось сбегать домой. Там он стянул со стола обветрившийся кусок колбасы, оставшийся после вечерней пирушки родителей, и поспешил к кустам, в которых исчез серый кот.
— Кис-кис-кис, Серенький. — позвал он, присев на корточки. — Ну иди сюда. Я поесть принес.
И кот ему поверил. Из зарослей показался розовый нос, голова с рваным ухом, а потом и весь Серый. Сергей протянул ему нехитрое угощение, и тот взял. С достоинством и благодарностью. Заворчал, поглощая колбасу, потом потерся о Сережкины ноги, выгнул спину, муркнул.
Тот погладил кота.
— Ты будь завтра здесь. Я тебе обязательно что-нибудь вынесу, а сейчас мне пора…
Кот его понял. И теперь встречал Сережку во дворе регулярно. Мурчал, благодарил, сидел с ним на скамейке, слушая рассказы о непростом житье-бытье маленького друга. И пусть другие жильцы Серого не любили. Ему на это было глубоко наплевать. Пусть целуются со своими белыми Мурками и рыжими Муськами. У Серого есть Серега. Есть еда, пусть и немного. А еще есть подвал, где можно спрятаться холодными вечерами.
Так было до сегодняшнего утра. Сегодня Серый проснулся от шума. Мрачный мужик заколачивал подвальные продухи. Серый выбрался на улицу, мяукнул, предупреждая остальных подвальных обитателей. Но, похоже, он был последним, кого разбудил шумный мужик.
Он присел, наблюдая за его работой. «Ничего, пусть, — успокаивал себя Серый. — Паштет из соседнего двора говорил, что двуногие не все заколотят. Хоть один продух должен остаться открытым». Но то ли сегодня работник был шибко старательный, а может, просто котов не любил: продухи он заколотил все!
Серый бы заплакал, если бы умел: «Выжили! Из родного дома выжили. Придется искать другой подвал. А там конкуренция, своих котов полно. И самое главное — там не будет Сережки! Надо его сегодня дождаться! Он выйдет, обязательно выйдет ко мне. Он ведь ни дня не пропустил с момента знакомства».
И Серый терпеливо ждал, сначала на люке теплотрассы, пока его чуть не раздавила машина. Потом перебрался под скамеечку.
Он не ушел даже тогда, когда ранние сумерки накрыли двор. Не ушел, когда перед его носом остановились ноги в войлочных сапогах и кто-то опустился на скамейку. Он знал: Серега придет!
Сережа выскочил из парадной в морозные сумерки. Было грустно и тошно. Как же хотелось праздника, такого, как у всех! Он нащупал в кармане цилиндрик хлопушки и решил хоть чуть-чуть поднять себе настроение: бабахнуть на детской площадке. Чтобы весь двор услышал, а разноцветные кружочки усыпали белый снег, делая его веселее. А потом к Серому. Заждался его бедный, наверное…
Серега встал перед горкой и дернул за веревочку. Бабахнуло и вправду громко.
Мария Семеновна, закопавшаяся в воспоминаниях, аж подскочила на своей скамеечке, притулившейся в тени, справа от горки. «Да что же это! Посидеть спокойно не дадут. Хулиганье малолетнее!» — пронеслось у нее в голове. Она подхватила пакет и грозно встала во весь свой невеликий рост.
— Ах ты, паршивец эдакий! Другого места не нашел, что ли, бабахать?! А если бы меня кондратий хватил?! Надеру сейчас уши — будет тебе подарок к празднику! — Мария Семеновна резво засеменила к фигуре мальчика.
Опешивший Серега стоял около сугроба, освещенный фонарем со спины, и ждал неминуемой кары. Но тут случилось непредвиденное…
Серый тоже подскочил от грохота, метнулся было в кусты, потом учуял Серегу и бросился к другу. Его траектория пересекла путь Марии Семеновны. Та споткнулась, охнула, выпустила пакет из рук и упала в сугроб. «Социальная» курица заскользила по утоптанному снегу детской площадки.
— Тетя Маша? — удивился Сережа. — Давайте я вам помогу.
Он протянул руку в серой вязаной варежке и помог подняться соседке.
— Сережка? Ох, спасибо. Что же ты хулиганишь-то? Чуть до инфаркта меня не довел? Домой чего не идешь? Один болтаешься… — допытывалась Мария Ивановна и вдруг прервалась на полуслове: — Стой! Куда потащил?! Да я тебя сейчас!
Сережа проследил за ее взглядом и увидел, как курица, скользя целлофаном по снегу, уезжает в сторону кустов. Не сама уезжает, а при помощи Серого. Он вцепился в рукав соседки:
— Теть Маша, не надо! Дайте я сам! Это Серый, он подвальный, но хороший…
Сережка настиг Серого, отобрал тяжелую ношу.
— Отдай, Серенький. Я тебе поесть принес. Сейчас… — Сережка зашарил по карманам.
Мария Семеновна смотрела на тощего серого кота, на соседского мальчика, который сам себе пытался создать праздник. Что-то заскреблось в душе, стало муторно и печально. От собственного одиночества, от неприкаянности Сережки, от ненужности бездомного кота. Да что же это такое? Злые проделки судьбы? Не должно быть так. Да кто такая эта судьба, чтобы троим испортить Новый год? Да пошла она лесом.
— Серега, бери своего нахального друга! Приглашаю вас в гости! — сказала Мария Семеновна. — Тебя искать-то не будут?
Сергей предсказуемо помотал головой.
«Ладно, потом загляну к его родителям. Скажу, что парень у меня!» — решила Мария Семеновна.
Сережа подхватил Серого на руки, и они пошли к дому.
— Какой-то деятель все продухи заколотил. — заметила Мария Семеновна у парадной. — Видать, лишился твой друг крова. Да не кисни, придумаем что-нибудь. В Новый год положено верить в лучшее.
Они сидели за столом, украшенным еловой лапкой, торчавшей в банке из-под кабачковой икры. Два шарика, синий и белый, коротенький хвостик зеленой мишуры — и вот он праздник.
Исходила чесночным ароматом курица, желтела рассыпчатая картошка на цветастом блюде, тихонько бормотал телевизор… Сытый Серый дремал в уголке дивана. У Сережки слипались глаза, но он отказывался идти спать. Хотел дождаться боя курантов и загадать свое желание.
— Сережка, да не мучайся ты. Твоих я предупредила. Иди укладывайся.
— Нет, тетя Маша. Сегодня я потерплю. Вдруг желание и правда сбудется, если я его вовремя загадаю!
— А что за желание-то?
Серега нахмурился: нельзя же вроде говорить… Но уж очень ему хотелось поделиться.
— Хочу, чтобы меня у бабушки оставили. Я завтра к ней поеду. Мамка обещала на поезд вечером посадить, у нее там знакомая работает. Я в прошлом году другое загадал… Чтобы они пить бросили. Не получилось. Наверное, такое сильное чудо никому не под силу.
Мария Семеновна вдруг заинтересовалась картофелиной на тарелке. Поковыряла ее вилкой, скомкала салфетку. Потом взглянула на Сережу почему-то влажными глазами и пообещала:
— Сбудется все, Сережка, обязательно сбудется.
А сама подумала: «Завтра позвоню сыну, если сам не соизволит. Пусть отдалились мы друг от друга, не повод это отказываться от родной души».
— Тетя Маша, а я еще хочу за Серого желание загадать, — сказал Сережка. — Пусть для него дом найдется в Новом году.
Мария Семеновна улыбнулась.
— Считай, что это желание уже сбылось. Пусть остается твой Серый. Мы с ним найдем общий язык.
Они дождались двенадцати часов. Загадали все свои желания и отправились спать. Три одиночества, совершенно случайно сведенные этой ночью вместе…
Вскоре Сережка и правда переехал жить к бабушке. Еще нестарой, вполне бодрой женщине, тоже потерявшей надежду на то, что ее Валька с мужем смогут измениться. Наверное, желание сбылось еще и потому, что Мария Семеновна тоже загадала для мальчишки счастливую жизнь в ту новогоднюю ночь.
Серый отъелся, заматерел, прикипел к своей хозяйке всем сердцем. Теперь скрашивает ее одинокие вечера, между редкими визитами сына.
Ну а сама Мария Семеновна стала лучше относиться к Новому году. Ведь если он приносит такие чудеса, то ради этого можно потерпеть и беспорядок на работе, и толчею в магазине. Многое можно вытерпеть ради этого…
