Сначала этот напыщенный индюк-клиент, который в последний момент отказался от заказа. «Знаете, мы тут посовещались и решили пойти другим путём…» Ага, другим. К конкурентам, небось, утопали. Столько времени потратил на него, добираясь в их пригородный поселок.
Потом начальник позвонил. Господи, да у него что, совсем крыша поехала?! Орать на всю «ивановскую» из-за какой-то опечатки в отчёте…
А дома… Дома ждал очередной раунд боксирования с реальностью. Неоплаченная ипотека висела дамокловым мечом, и Лена, его Ленка… Она, конечно, права. Но как объяснить, что он и так разрывается на части?
— Внимание! На первый путь прибывает электропоезд. Будьте осторожны…
— Ну наконец-то! — буркнул Михаил, проталкиваясь через толпу к вагону.
Плюхнувшись на свободное место у окна, он машинально потянулся за телефоном. Надо позвонить Ленке, извиниться за утренний… А что это было утром? Ссора? Скандал? Чёрт его знает. Просто накопилось.
Краем глаза он заметил какое-то движение. Повернул голову и… застыл.
На соседнее сиденье, как ни в чём не бывало, забиралась огромная немецкая овчарка. Да не просто забиралась — она делала это с таким достоинством, словно каждый день ездила в электричке. Пёс уселся, выпрямил спину и… уставился в окно.
Михаил моргнул. Потом ещё раз.
— Эй, ты чей такой?
Он завертел головой, выискивая хозяина собаки, но… никто даже не смотрел в их сторону. Будто так и надо — чтобы здоровенная овчарка каталась в электричке, как заправский пассажир.
— А-а-а, вы про Брайта? — раздался добродушный голос.
Михаил обернулся. С соседнего ряда на него смотрел пожилой мужчина. Морщинки вокруг глаз, потёртая кожаная куртка, седые усы. И улыбка — понимающая такая, чуть грустная.
— Он каждый день так ездит. Туда и обратно. Уже второй месяц.
— В смысле… один? — Михаил почувствовал, как брови сами собой ползут вверх. — Без хозяина?
Старик тяжело вздохнул, и улыбка его стала совсем печальной.
— Хозяина больше нет.
Он помолчал, глядя куда-то сквозь грязное окно электрички, потом продолжил:
— Сергей, сосед мой… Хороший был мужик. Нашёл этого вот (он кивнул на пса) месячным щенком. Прямо на железнодорожном переезде подобрал. Представляете? Кто-то выбросил… — В голосе старика мелькнула горечь. — А Серёга забрал. Выходил. И потом каждый день брал с собой на работу — он в мастерской работал, на станции. Брайт там всех знал, любимцем был…
Пёс, словно услышав своё имя, повернул голову и посмотрел на старика. Потом снова уставился в окно.
— А два месяца назад… — старик запнулся. — Сердце. Прямо здесь, в электричке. Врачи сказали — мгновенно. Даже не мучился…
Михаил почувствовал, как к горлу подкатывает ком. Он смотрел на собаку — на её прямую спину, на профиль, чёткий, как на старинной монете, на умные глаза, устремлённые куда-то вдаль. Туда, где…
— И вот теперь Брайт каждый день ездит по тому же маршруту. — Старик покачал головой. — Я его подкармливаю, да и другие тоже. Тут все его уже знают. Контролёры даже билет не спрашивают.
В вагоне повисла тишина. Только колёса стучали: тук-тук, тук-тук…
— А знаете… — голос старика дрогнул, — иногда мне кажется, что он просто не может поверить. Что Серёги больше нет. Каждый день садится в эту электричку и… ждёт. Надеется, что хозяин вернётся.
Михаил смотрел на пса, и что-то переворачивалось у него внутри. Что-то большое, важное, о чём он, кажется, совсем забыл в этой круговерти дедлайнов, ипотек и офисных войн.
Он достал телефон. Нашёл номер жены. Палец завис над зелёной кнопкой вызова…
— Лен? — голос был хриплым, пришлось откашляться. — Лен, прости меня. За утро. За всё… Я люблю тебя, слышишь? И знаешь… — он посмотрел на Брайта, — кажется, у нас скоро появится собака.
Брайт медленно повернул голову и встретился с ним взглядом. В карих глазах читалось что-то… Мудрость? Понимание? Или, может быть, надежда?
А за окном проплывали станции, торопились куда-то люди, менялся пейзаж. И время, казалось, замедляло свой бег, давая возможность осознать что-то очень простое и очень важное — о верности, о любви, о том, что иногда нужно просто остановиться и посмотреть в глаза тому, кто рядом.
Лена встретила новость о собаке неожиданно спокойно. Только посмотрела как-то странно и спросила:
— Миш, ты уверен?
А он вдруг понял — уверен. Первый раз за долгое время был в чём-то абсолютно, кристально уверен.
На следующий день они приехали на станцию вместе. Брайт, как обычно, сидел в электричке у окна. Когда Михаил подошёл, пёс даже не повернул головы — просто скосил глаза и еле заметно вильнул хвостом.
— Привет, дружище, — Михаил присел рядом. — Познакомься, это Лена.
И тут случилось что-то удивительное. Брайт медленно повернулся, внимательно посмотрел на женщину и… положил голову ей на колени. Просто так, без предисловий. Лена ахнула, осторожно погладила мягкие уши.
— Надо же… — прошептала она. — Какой… родной.
Старик с седыми усами — его звали Петром Ильичом — помог с документами. Оказалось, у Брайта даже паспорт был, Сергей всё оформил как положено.
Первые дни были… непростыми. Брайт словно проверял их — на прочность, на верность, на готовность принять его историю. Он мог часами сидеть у окна. Иногда поднимался среди ночи и ходил по квартире, принюхиваясь к чему-то, известному только ему.
Однажды утром Михаил проснулся от странного звука. В коридоре кто-то… плакал? Он выскочил из спальни и замер.
Пёс повернулся и впервые за всё время лизнул его в щёку. А потом пошёл на кухню, где Лена гремела посудой, готовя завтрак. И в его походке уже не было той скорбной настороженности — он шёл уверенно, как ходят те, кто точно знает: они дома.
Теперь по утрам Михаил специально встаёт на час раньше, чтобы погулять с собакой. Брайт по-прежнему очень часто смотрит в окно, но иначе — спокойно, умиротворённо.
А на днях Михаил заметил, что Брайт всё чаще смотрит не в окно, а на них с Леной. И в его карих глазах плещется что-то новое — не память о прошлом, а тихая радость настоящего.
Весна ворвалась в их жизнь внезапно — охапками сирени на подоконнике, солнечными зайчиками на стенах и… известием о будущем малыше. Лена сообщила об этом за завтраком, как бы между прочим.
— Ты представляешь, — смеялась Лена, — он словно всё понял! С того дня ходит за мной хвостиком. Даже в ванную провожает.
Михаил только качал головой, глядя, как пёс укладывается у ног жены, стоит той присесть хоть на минутку. Брайт, их мудрый Брайт, кажется, снова взял на себя роль хранителя — теперь уже не только их любви, но и новой, зарождающейся жизни.
А на прошлой неделе Пётр Ильич принёс удивительную новость. В той самой мастерской, где работал Сергей, нашли старый альбом с фотографиями. И на одной из них — пожелтевшей, с загнутыми уголками — молодой мужчина держит на руках щенка. Брайт еще совсем малыш.
А теперь… Брайт теперь спит у детской кроватки. И иногда, в предрассветной тишине, можно услышать, как он тихонько вздыхает во сне — словно рассказывает кому-то там, за гранью, как хорошо всё сложилось. Как правильно
