Марина стояла у раковины с тарелками, которые давно уже должны были быть вымыты, но она так и не могла отвести взгляд от зеркала над маленькой тумбочкой. В отражении она видела усталое лицо, чуть осунувшееся после пережитой бессонной ночи. Сын, Илья, вчера вечером сказал то, чего она никогда не ожидала услышать: «Мама, не приходи на мою свадьбу. Ты выглядишь как бомжиха, я не хочу позора».
Внутри всё горело от обиды и боли. Но Марина стиснула зубы и прошептала: «Нет, сынок, я всё равно приду…»
За несколько недель до этого разговора она, напротив, с гордостью смотрела, как Илья примеряет новый костюм в дорогом магазине. Сын держал осанку, улыбался своему отражению в зеркале и говорил: «Мам, это классно, да?» Она радовалась за него: он выбрал себе невесту — умную, красивую девушку по имени Саша, и готовился к свадьбе. Но в тот день он вдруг упомянул, что для «общего антуража» лучше, чтобы она, Марина, не высовывалась слишком близко к гостям.
— Зачем ты так? — спросила она, не понимая, откуда в нём такая холодность.
— Я просто не хочу, чтобы всё выглядело… некрасиво. Ты сама посмотри на себя, — ответил он.
И хотя он пытался смягчить фразы, суть была ясна: сын стыдится её бедности.
Когда в последнюю неделю перед свадьбой Илья пришёл забрать костюм из ателье, где укорачивали рукава, Марина решила уточнить детали церемонии, но Илья перебил её:
— Послушай, мама, давай так: если придёшь, то стой в сторонке. Не нужно садиться за главный стол — пусть там будут родители Саши, а ты… ну, лучше будь незаметна.
— Да как же так, Илья? — в её голосе прозвучало отчаяние. — Я ведь твоя мать.
— Ты выглядишь бедно, мне стыдно, — вырвалось у него. — Саша из приличной семьи, они все образованные, а ты… была зэчкой. Прости, но я не хочу разговоров.
Марина слушала, словно получала пощёчину. Она не могла поверить, что сын, ради которого она жила, может так в упор не видеть её чувств.
— Но я и впрямь выйду в простом платье, без изысков… — попыталась она.
— Лучше не приходи, — отрезал он и, бросив костюм в багажник машины, уехал.
Марина осталась стоять на пороге с клокочущим комом в горле. «Неужели он настолько стыдится меня?» Она никак не могла избавиться от острой боли в груди.
В ту ночь она почти не спала, вспоминая свою жизнь. Родилась в детдоме, родителей не знала. Детство в казённом учреждении научило её не верить никому, но при этом бороться за выживание. Там она часто сталкивалась с несправедливостью: воспитатели подчас были равнодушны, а более старшие ребята могли издеваться над младшими. Но в восемнадцать наступало «освобождение» — выпуск. Многим было куда пойти, но не ей: у неё не было жилья, никто не встречал её у дверей детдома.
Марина сама нашла работу официанткой в небольшом кафе, снимала комнатушку на окраине. Трудилась, откладывала — верила, что сможет обустроиться, хотя бы выучиться на какие-нибудь курсы. И всё шло худо-бедно, пока она не встретила одного человека, который перевернул её жизнь…
Максим появился в её жизни почти случайно. Она пролила на его рубашку сок в том самом кафе, где работала официанткой. Марина покраснела, извиняясь, готовая услышать грубость, но Максим лишь улыбнулся:
— Да пустяки, сейчас вытру.
Он оказался неожиданно вежливым и… заинтересованным. Попросил телефон Марины, чтобы «связаться и уточнить, всё ли в порядке», но вскоре начал заходить в кафе всё чаще. Стал дарить ей цветы, подвозить домой. Она, привыкшая к жёсткой реальности, вдруг ощутила, что рядом — человек, который искренне хочет заботиться о ней.
Они начали встречаться, и Максим уверял, что «неважно, откуда ты, главное — какой ты человек». Но постепенно Марина заметила, что у него есть обеспеченная семья, которая смотрит на неё свысока. Отец Максима, Николай Борисович, да и мама, Евгения Ивановна, стали противиться тому, что их сын связывает жизнь с «девчонкой из детдома без рода-племени».
— Я за границу уеду, — говорил ей Максим. — Поработаю там пару лет, потом вернусь, и мы поженимся. Пусть родители успокоятся.
Но за несколько месяцев до его отъезда к Марине начали приходить угрозы и оскорбления. Некие родственники Максима или знакомые семьи пытались «выдавить» её из отношений. Она держалась, надеясь, что главное — любовь, а остальное не важно.
Был даже момент, когда сосед по квартире предложил Марине деньги взамен на то, чтобы она «подтвердила» некие лживые обвинения в адрес Максима. То ли это была какая-то подстава, затеянная семьёй Максима, чтобы разрушить их отношения. Но Марина всё отвергла, не понимала, почему все ополчились против неё, и не стала рассказывать жениху, чтобы не омрачать его отъезд.
Николай Борисович пошёл ва-банк: в последний раз перед отъездом Максима он вызвал Марину на разговор и потребовал: «Брось моего сына, иначе пожалеешь». Марина не согласилась — слишком сильно любила Максима.
Но результат оказался страшным: буквально через неделю её обвинили в недостаче крупных сумм денег на работе. Хозяин кафе заявил, что «эта официантка воровала из кассы», а некоторые свидетели вдруг дали показания против неё. В суде адвокат Марины не смог отбиться от сфабрикованных обвинений, а обвинитель демонстрировал «видеодоказательства» непонятного происхождения. Приговор — три года. Узнав о беременности, Марина сломилась: как теперь жить?
На зону она попала уже с животом. Но жизнь заставляла держаться. В итоге по УДО освободили после полутора лет, а сын родился чуть раньше срока. Им дали возможность оставить ребёнка при ней, но вскоре условия стали невыносимыми, и мальчика передали в специализированный приют при колонии. Его там держали, пока она не вышла. Потом Марина, став свободной, забрала Илью, которого уже мало кто ждал.
На воле она оказалась с судимостью, без связей, без денег. Бывшие знакомые разбежались. Макс, как ей сообщили, уехал за границу, да и слухи ходили, что женился на «достойной девушке». Марине оставалось только выживать: работала уборщицей днём, на автомойке вечерами, чтобы прокормить малыша.
Шли годы. Илья рос, не зная отца. Марина не рассказывала сыну всех подробностей, но он видел, что мать вкалывает по три смены. Были периоды, когда им помогали социальные программы, потом она кое-как обустроилась, сняла комнатку в коммуналке. Сын пошёл в школу, учился неплохо. Казалось, хотя бы так она чего-то добилась.
Но вот Илье уже двадцать один год, он женится. И теперь — всё повторяется: семья его невесты — люди обеспеченные, и он сам стыдится матери с судимостью и без капитала.
Несмотря на категорическое «не приходи!», Марина не могла не участвовать в этом важном дне. Она тихо, но настойчиво решила: «Я не позволю ему меня так унижать». Она купила недорогое, но элегантное платье, сделала причёску у парикмахера, которую давно откладывала из-за денег, и приехала на свадьбу позже всех, чтобы не мешать официальным подготовкам.
Когда она появилась в зале ресторана, первой её заметила какая-то гостья, удивлённо спросившая: «Вы кто?» Марина представилась: «Я мать жениха». Женщина ахнула. Тут же подскочил Илья, пытаясь громким шёпотом сказать:
— Мама, мы же говорили, чтобы ты не приходила…
Но Марина стояла, держа микрофон (оставленный ведущим на стойке) и вслух произнесла:
— А я пришла пожелать счастья сыну и невесте.
Внезапно из толпы вышел мужчина, глядя на Марину с изумлением. Она сразу узнала — это был Максим. Те самые черты лица, хоть и стали чуть старше, в волосах седые пряди. Он, видимо, был приглашён семьёй невесты как деловой партнёр или друг отца. Макс застыл, не веря глазам, и только потом тихо произнёс:
— Марина? Это и есть твой сын?
Она едва не выронила микрофон: «Максим? Ты…»
Голоса со всех сторон звучали: «Кто это?», «Что происходит?» Ведущий, стараясь сгладить ситуацию, пошутил, что «у нас тут семейная неожиданность». Но Марина уже была в другом мире: она смотрела на Максима и вспоминала все страшные годы.
— Я думал, ты уехала с другим, — пробормотал Максим, подойдя ближе. — Отец сказал мне, что ты сама сбежала.
Марина хотела крикнуть, что это ложь, что её подставили, но поняла: это уже не имеет смысла. Она просто выдохнула:
— Нас много лет разлучали. Я отсидела. А потом одна растила Илью.
Максим, побелев, прошептал:
— Значит… Илья — мой сын?
Марина кивнула. Обомлевший Илья всё это слышал.
Сын вдруг бросился к ним:
— Мама, кто этот человек? Почему он говорит, что он мой отец?
Марина заглянула в глаза Илье:
— Да, Илюша, это Максим, твой отец. Я… не рассказывала раньше, потому что думала, он нас бросил. А оказывается, ему сказали, что я ушла к другому.
Илья замер, переваривая услышанное. Вокруг мелькали потрясённые лица гостей, сваты стояли в оцепенении. Наконец Илья тихо спросил:
— Значит… всё это время я оскорблял свою мать, обвинял её, а на самом деле… она меня растила одна?
Голос звучал надрывно. В нём слышалось раскаяние, стыд и боль от собственного предательства. На глазах у сотни гостей молодой жених будто «снял маску» гордости и увидел истинную правду о матери.
Марина почувствовала, что её обида тает, когда увидела, как Илья действительно сожалеет. Он не знал всей истории, его кормили полуправдой, он видел лишь «бедную маму с судимостью»… Но теперь всё встало на свои места.
— Прости меня, мама, — произнёс он вслух. — Я думал… я верил, что ты просто сидела, бомжевала… Не знал, что тебе подставили ловушку. Я такой дурак…
Он хотел обнять её, но колебался, будто стыдился всех гостей. Вдруг Максим подтолкнул его к Марине, и мать с сыном крепко обнялись.
— Мы поговорим позже втроём, — сказал Максим. — Нам ещё много нужно выяснить.
— Да, — с бледной улыбкой подтвердила Марина, глядя и на Максима, и на сына. — У нас будет разговор надолго.
В зале установилось напряжённое молчание, а затем ведущий нерешительно объявил: «А теперь, может быть, давайте выпьем за воссоединение семьи?»
Несколько секунд никто не понимал, как реагировать. Но потом гости, как обычно бывает на свадьбах, шумно поддержали тост, и атмосфера потихоньку перешла к продолжению праздника. Только теперь жених, вместо того чтобы отворачиваться от «бедной матери», держал её за руку и смотрел с признательностью, а рядом стоял Максим — тоже растерянный, но счастливый.
Всё самое главное им ещё предстояло обсудить — и несправедливый суд, и подставы, и потерянные годы. Но Марина чувствовала, что боль от пережитой несправедливости наконец-то найдёт выход, а у Ильи и Максима появится шанс на настоящее отцовство и сыновство, пусть даже с опозданием в десятки лет.
