Звонок в дверь раздался, когда Марина заканчивала протирать старое трюмо – единственную вещь, которую она забрала из родительского дома после смерти мамы. Вздрогнув от неожиданности, она отложила тряпку и посмотрела на часы: половина седьмого вечера. Странно, дети обычно звонили заранее, если собирались заехать.
Щелкнул замок, и Марина замерла, не веря своим глазам. На пороге стоял Виктор – всё такой же высокий, разве что виски совсем седые, да морщины прорезали когда-то идеально гладкий лоб. Двадцать лет… Двадцать лет она не видела этого человека, а он стоял сейчас на её пороге, как будто вышел five минут назад купить хлеба.
– Привет, Мариш! – он улыбнулся той самой улыбкой, от которой когда-то у неё подкашивались колени. – А ты почти не изменилась!
Внутри всё похолодело. Марина машинально одернула домашнюю футболку, чувствуя себя неуютно в своём собственном доме. В горле пересохло.
– Что тебе нужно? – голос прозвучал хрипло, но твёрдо.
– Да вот, проезжал мимо, думаю – дай загляну, – он небрежно махнул рукой, словно речь шла о старом приятеле, с которым виделись на прошлой неделе. – Узнал твой адрес у общих знакомых. Выглядишь отлично! А помнишь, как мы с тобой…
– Нет, – резко оборвала его Марина. – Не помню.
Виктор, казалось, даже не заметил её тона. Он уже проскользнул в прихожую, с любопытством оглядываясь по сторонам. На стенах висели фотографии – выпускной Димы, свадьба Кати, первые шаги внучки. Ни на одной из них не было его.
– О, как у вас тут… уютно, – в его голосе проскользнула едва уловимая снисходительность. – А я вот недавно квартиру в центре купил. Триста квадратов, представляешь? С видом на набережную.
Марина почувствовала, как немеют кончики пальцев – первый признак подступающей паники, который она научилась распознавать за годы одиночества. «Глубокий вдох, – напомнила она себе. – Медленный выдох».
– Зачем ты пришёл, Витя? – она намеренно использовала это домашнее сокращение, чтобы напомнить ему – и себе – что этот холёный незнакомец когда-то был близким человеком.
– Да просто так! – он рассмеялся, и этот смех отозвался болью где-то под рёбрами. – Решил вот посмотреть, как вы тут. Я же всё-таки… – он запнулся на мгновение, – отец твоих детей.
Марина прикрыла глаза. Перед внутренним взором пронеслись бессонные ночи у детских кроваток, походы в школу, подработки по вечерам, бесконечные «мама, когда папа вернётся?» и её беспомощные объяснения. А он стоял здесь, в её прихожей, и говорил об отцовстве так, словно это было каким-то забавным фактом из далёкого прошлого.
В кармане завибрировал телефон – наверняка Катя, она обещала позвонить насчёт выходных. Марина не шевельнулась, чтобы достать его. Сейчас ей нужно было решить, что делать с этим призраком из прошлого, который так бесцеремонно вторгся в её настоящее.
Первой приехала Катя. Марина услышала, как хлопнула дверца машины во дворе, и почувствовала, как сжалось сердце. Она не успела предупредить дочь – да и как такое объяснишь по телефону?
– Мам, ты представляешь, Алиска сегодня… – голос Кати оборвался на полуслове, когда она вошла в гостиную.
Виктор поднялся с дивана, расплываясь в улыбке: – Катюша! Доченька…
Катя побледнела. Её сумка с глухим стуком упала на пол, рассыпая содержимое. Детская погремушка, которую она купила для дочки, откатилась к стене.
– Что он здесь делает? – её голос дрожал, но в нём слышалась сталь – та самая, которую Марина узнавала в себе, когда смотрелась в зеркало.
– Катя, я так рад тебя видеть! Ты стала настоящей красавицей, – Виктор шагнул к дочери, раскрывая объятия.
– Стоять там, где стоишь, – отчеканила Катя. – Мама, почему ты его впустила?
Марина помассировала виски: – Он просто… появился. Я думала, может быть, вам с Димой нужно…
– Нам? – Катя издала короткий, злой смешок. – Нам нужно? Двадцать лет не было нужно, а теперь вдруг понадобилось?
В этот момент входная дверь снова открылась – Дима всегда приходил без звонка, у него был свой ключ. Марина услышала, как он насвистывает какую-то мелодию, снимая ботинки в прихожей.
– Мам, пап, вы не поверите, что сегодня на работе… – он замер в дверном проёме, и свист оборвался так резко, словно кто-то нажал кнопку «стоп». – Какого чёрта?
Виктор уже направился к сыну: – Дима! Сынок! Ты совсем взрослый стал…
– Не подходи ко мне, – Дима выставил руку перед собой, как щит. – Просто… не надо.
Повисла тяжёлая тишина. Марина смотрела на своих детей – таких сильных, таких повзрослевших. Катя – успешный дизайнер, молодая мама. Дима – перспективный программист, недавно получил повышение. Они справились. Они все справились.
– Да ладно вам! – Виктор попытался разрядить обстановку. – Что вы как неродные? Я вот решил навестить вас, узнать, как живёте…
– Как живём? – Дима шагнул вперёд, и Марина впервые заметила, насколько он выше отца. – Хочешь знать, как мы жили? Помнишь, когда мне было двенадцать, я просил у тебя деньги на секцию по плаванию? Ты сказал, что пришлёшь. Я каждый день проверял почтовый ящик. Каждый. Чёртов. День.
– Сынок, были сложные времена…
– А помнишь, – перебила его Катя, – как на мой выпускной ты обещал приехать? Я ждала тебя у входа в актовый зал. Все родители уже зашли, а я всё стояла и стояла… Пока мама не вышла за мной.
Виктор развёл руками: – Ну что вы начинаете? Я вот сейчас хорошо устроился, могу помочь…
– Помочь? – Катя рассмеялась, но в её смехе не было веселья. – У меня дочь растёт. Ей семь месяцев. Знаешь, как её зовут?
– Как?
– А тебе не всё равно? – она покачала головой. – Ты даже не спросил, есть ли у нас семьи, дети. Ты просто пришёл рассказать о своей квартире с видом на набережную.
Марина наблюдала за этой сценой, чувствуя странное спокойствие. Она столько раз представляла эту встречу, прокручивала в голове возможные варианты. Реальность оказалась и проще, и сложнее одновременно.
– А знаешь, что самое смешное? – Виктор опустился в кресло, закинув ногу на ногу. – Вы тут себя жертвами выставляете, а я ведь вам свободу дал. Возможность самим всего добиться. Вон какие самостоятельные выросли!
Марина, протиравшая пыль с фотографий, замерла. Её руки, державшие рамку с фотографией первого дня рождения внучки, задрожали.
– Свободу? – она медленно повернулась к бывшему мужу. – Свободу?
Виктор хмыкнул, разглядывая свои начищенные до блеска туфли: – Ну да! Вот ты, например… была бы такой сильной, если бы я рядом крутился? А дети? Я же вижу – отлично устроились. Катька вон дизайнер, Димка в айти… – он усмехнулся. – А если б я их по выходным в парк водил да мороженым кормил – может, и не добились бы ничего.
Звон разбившегося стекла заставил всех вздрогнуть. Рамка выскользнула из рук Марины, осколки разлетелись по полу, отражая вечернее солнце, словно рассыпанные бриллианты.
– Мама, осторожно! – Катя бросилась подбирать осколки.
– Оставь, – голос Марины звучал непривычно спокойно. – Просто оставь.
Она сделала шаг к Виктору, и что-то в её взгляде заставило его перестать улыбаться.
– Ты бросил нас без копейки, а теперь считаешь это забавным? – каждое слово падало, как камень в тишину комнаты. – Знаешь, что я помню? Я помню, как варила детям суп из плавленых сырков, потому что на мясо денег не было. Помню, как штопала Димке школьные брюки, потому что новые купить не могла. Как Катя плакала по ночам в подушку, думая, что я не слышу…
Дима шагнул к матери, но она остановила его движением руки.
– Я помню, как просила в долг у соседей, чтобы купить детям тетради к школе. Как не спала ночами, потому что брала подработку уборщицей. Как отказывала себе во всём – в новой одежде, в парикмахерской, в простой чашке кофе с подругами… – Марина говорила тихо, но каждое слово словно прожигало воздух. – И знаешь, что я ещё помню? Как ты обещал прислать деньги на день рождения детей. Как клялся помочь с квартирой. Как говорил, что вот-вот наладится бизнес…
Виктор поёрзал в кресле, его самоуверенность начала таять.
– Мариш, ну что ты…
– Не смей, – она подняла руку. – Не смей называть меня «Мариш». Ты знаешь, что самое удивительное? Я сейчас смотрю на тебя и… ничего не чувствую. Ни боли, ни обиды, ни ненависти. Просто… ничего.
В комнате повисла звенящая тишина. Катя и Дима переглянулись – они никогда не видели мать такой… свободной.
– Ты говоришь о свободе? – Марина усмехнулась, и в этой усмешке не было горечи – только усталое удивление. – Да, мы свободны. Но не благодаря тебе, а вопреки. Мы научились жить без тебя. Справляться без тебя. Радоваться без тебя. И знаешь что? – она посмотрела на осколки на полу. – Даже эту рамку я могу купить новую. Прямо завтра.
Виктор ушёл через полчаса. Не было ни громких скандалов, ни драматических сцен – просто встал, пробормотал что-то о других делах и направился к двери. У порога обернулся, словно хотел что-то сказать, но встретил спокойный взгляд Марины и молча вышел.
Катя и Дима остались на ужин. Они сидели на кухне, где столько раз собирались втроём в трудные времена. Марина достала старый заварочный чайник – единственную вещь, которая осталась с тех времён, когда они были «полной» семьёй.
– Знаете, – она разливала чай по чашкам, – я двадцать лет представляла эту встречу. Думала, что скажу ему. Какие слова найду…
– И как? – тихо спросила Катя, баюкая в ладонях горячую чашку.
– А никак, – Марина пожала плечами. – Все эти слова… они больше не имеют значения. Знаете, о чём я думала, пока он говорил о своей шикарной квартире? О том, что надо бы записаться на курсы английского. Давно хотела, да всё откладывала.
Дима удивлённо поднял брови: – Английского?
– Да, – она улыбнулась. – Хочу съездить в Лондон. Посмотреть эти их красные автобусы, Биг-Бен… Всю жизнь мечтала.
– Мам, – Катя потянулась через стол и сжала её руку, – поехали вместе? Я возьму отпуск, Алиску бабушке Тане оставим…
– А я оплачу билеты, – тут же подхватил Дима. – Премию как раз недавно получил.
Марина покачала головой: – Нет, мои хорошие. Я сама. У меня есть накопления, и… это важно для меня. Сделать это самой.
Они помолчали. За окном сгущались сумерки, на кухне стало совсем темно, но никто не вставал включить свет. В этой уютной темноте было что-то особенное, словно они вернулись в те вечера, когда прятались от всего мира в своём маленьком кругу.
– Знаешь, мам, – наконец произнёс Дима, – я сегодня первый раз подумал… как хорошо, что он ушёл тогда.
– В каком смысле? – Катя удивлённо посмотрела на брата.
– А в таком, что… – он помедлил, подбирая слова. – Если бы он остался, мы бы не стали такими. Все мы. Особенно ты, мам.
Марина встала, включила маленький ночник над плитой. Тёплый свет окутал кухню, создавая вокруг них кокон уюта и защищённости.
– Я завтра пойду и запишусь на эти курсы, – сказала она решительно. – И ещё думаю постричься. Знаете, как в том журнале, что ты мне показывала, Кать. Покороче, посовременнее.
– Ты серьёзно? – Катя просияла. – Давай я тебя запишу к своему мастеру? Она чудеса творит!
– И к косметологу сходи, – добавил Дима. – Я на день рождения тебе сертификат дарил, помнишь?
– Помню, – Марина улыбнулась. – Всё помню. И знаете… я так благодарна вам. За то, что мы справились. За то, что стали такими… настоящими.
Она подошла к окну. В темноте мелькнули фары отъезжающей машины – наверное, соседи вернулись с работы. Жизнь шла своим чередом, как шла она все эти годы. Но теперь Марина чувствовала что-то новое: словно захлопнулась дверь, которую она боялась закрыть двадцать лет. И в этот момент открылись сотни других дверей – в будущее, в мечты, в новую жизнь.
– Мам, – позвал Дима, – чайник остывает.
– Иду, – отозвалась она, отворачиваясь от окна. – Сейчас заварю свежий.
