– Она хотела сделать сюрприз…
– Сюрприз? Заявиться тридцать первого декабря и поставить перед фактом: «Вот твои гости, вот продукты, готовь»? А потом ещё и обвинить меня во всех грехах?
– Таня, – в голосе Марка появились примирительные нотки. – Ты не могла повести себя… помягче? Мама действительно хотела как лучше. Она переживала, что ты одна в праздник…
– Танюш, – Марк отложил телефон и виновато посмотрел на жену. – Петрович только что позвонил, заболел. Придетсямне за него тридцать первого дежурить.
– В новогоднюю ночь? – Татьяна замерла с вилкой в руке, не донеся до рта очередной кусочек сырника.
– Да, – Марк развел руками, отхлебнув горячий кофе. – Ковалёв уже в график поставил.
Татьяна медленно кивнула, опустив вилку обратно на тарелку. До Нового года оставалась неделя, и нужно было что-то решать с праздником. Это должен был быть их первый семейный Новый год, столько планов строили…
– Не переживай, – она наконец улыбнулась, поймав его виноватый взгляд. – Работа есть работа. Я что-нибудь придумаю. В театре, кстати, дают «Щелкунчика» тридцать первого, – она схватила телефон, судорожно вспоминая, где видела анонс, нашла, перешла по ссылке в онлайн-кассу. – Представляешь, билеты ещё остались! Давно хотела посмотреть.
Марк вымученно улыбнулся:
– Покупай скорее! Пока не разобрали. Ты прости, что одну тебя бросаю. Отметим первого числа, да?
– Конечно, не переживай. Я знала, за кого замуж выходила. Понимала, что будешь ночами в больнице пропадать. Это же не последний Новый год.
Взгляд снова упал на телефон – в чате подруги как раз обсуждали новогодние планы. В этом году Катька предложила собраться у неё – муж уехал к родителям, а ей не хотелось праздновать одной. Татьяна собиралась отказаться, но теперь…
Губы сами собой растянулись в улыбке. Кажется, этот Новый год обещал быть интересным.
Утро тридцать первого декабря выдалось солнечным и морозным. Татьяна, напевая себе под нос «В лесу родилась ёлочка», примеряла вечернее платье. Тёмно-синий бархат будет красиво переливаться в свете гирлянд, а длина чуть ниже колена идеально подходила и для театра, и для праздничного вечера у подруги.
На журнальном столике ждали своего часа аккуратно упакованные подарки. Катерине – изящная шкатулка для украшений, Светлане – редкий парфюм, который та давно искала, Елене – винтажная брошь с её любимыми лилиями. Всё это уже было тщательно упаковано и сложено в нарядный пакет. А вот подарок для Марка – запонки с его инициалами – она решила положить под ёлку. Пусть найдёт, когда вернётся с дежурства.
В дверь позвонили. На пороге стояла Любовь Никитична с объёмными пакетами в руках.
– Любовь Никитична? – удивилась Татьяна. – Что-то случилось?
– Ничего не случилось, – свекровь решительно шагнула в прихожую. – Просто решила, что негоже тебе одной в праздник сидеть. Мы с отцом подумали и решили к тебе прийти, раз уж Марк на дежурстве. Сестра моя придёт ещё с детьми и внуками, мы ей вчера звонили. Будет тебе компания.
Она прошла на кухню, по-хозяйски выставляя на стол продукты:
– У меня тут и мясо для холодца, и селёдка, и оливье сделаем… А то как же без оливье в Новый год? Знаешь, сколько всего нужно приготовить? Вот я и пришла с утра пораньше – помогу тебе всё успеть.
Татьяна растерянно смотрела на растущую гору продуктов. За пять месяцев замужества особых проблем со свекровью не возникало – та появлялась нечасто, в дела молодой семьи особо не лезла. Давала, конечно, какие-то советы, но без фанатизма. Может, потому, что времени прошло не так много, присматривалась пока к невестке. Или потому, что Марк, единственный сын, твёрдо дал понять – в их семье будет так, как они решат вдвоём с Татьяной. А теперь вот… В голове мелькнула мысль о билете в театр, не сдавать же его.
Татьяна набрала воздуха:
– Любовь Никитична, вы очень добры, но я собиралась в театр сегодня. У меня билет на «Щелкунчика», а после – встреча с подругами.
Свекровь замерла с пакетом картошки в руках, медленно развернулась к невестке. На лице появилось выражение оскорбленного достоинства:
– Танечка, тридцать первого декабря ты должна готовить, а не по театрам ходить. Вся родня собирается, – свекровь поджала губы, выкладывая продукты на стол с преувеличенной аккуратностью. – Я, конечно, помогу, но ты же понимаешь – надо и салаты, и горячее, и закуски… Не буду же я одна готовить, пока ты по своим театрам ходишь? Я и так тебе помогаю, продукты вот заранее купила.
– Но я не планировала никого принимать, – Татьяна старалась говорить спокойно, хотя внутри уже начинало закипать раздражение. – Почему вы не позвонили заранее? Я бы вас предупредила, что приходить не нужно, и покупать не нужно.
Любовь Никитична выпрямилась во весь рост, картинно прижав руку к груди:
– То есть как это – не планировала? Ты замужняя женщина! Раз муж на дежурстве, должна дома сидеть, а не развлекаться.
– Почему это должна? – Татьяна почувствовала, как щеки начинают гореть. – Я что, в тюрьме?
Свекровь всплеснула руками, рассыпав по полу горсть гороха из надорванного пакета:
– Не дерзи! Мы же как лучше хотим. Негоже тебе одной… А тут вся семья соберётся, поддержим.
Татьяна отступила на шаг, прислонилась к дверному косяку. Горошины весело раскатывались по кухне.
– Спасибо за заботу, но я не одна. У меня билет в театр и встреча с подругами.
– С подругами? – Любовь Никитична поджала губы, сурово глядя на невестку поверх очков. – Подруги подождут, а родня – это святое! Марк что скажет, когда узнает?
– А что он должен сказать? – Татьяна выпрямилась, расправила плечи. – Он в курсе моих планов.
– В курсе? – свекровь прищурилась, её голос стал медовым. – Что-то не верится. Мой сын не мог одобрить такое безобразие. Ты, наверное, его просто поставила перед фактом?
Татьяна до боли сжала кулаки. В висках стучало от желания напомнить, что она не крепостная и не обязана спрашивать разрешения ни у мужа, ни у свекрови. Но она глубоко вдохнула, медленно выдохнула и произнесла максимально спокойно:
– Любовь Никитична, давайте встретимся все вместе после праздников. А сейчас я пойду собираться в театр.
– Никуда ты не пойдёшь! – её голос взлетел до пронзительных нот. – Я уже всем сказала, что мы здесь празднуем. Люди готовятся, деньги на подарки потратили. Как ты можешь так подвести семью?
В театре было тепло и празднично. Позолоченные узоры на стенах мерцали в свете хрустальных люстр, а в воздухе витал аромат хвои от установленной в фойе ёлки. Татьяна поднялась по широкой лестнице, любуясь нарядной публикой. Дети в костюмах принцев и снежинок, дамы в вечерних платьях, джентльмены в строгих костюмах – казалось, все решили соответствовать волшебной атмосфере новогоднего «Щелкунчика».
Когда погас свет и взвился вверх тяжёлый бархатный занавес, Татьяна почувствовала, как отступают тревоги этого дня. Сказочные декорации, невесомые пачки танцовщиц, величественная музыка Чайковского – всё сливалось в единый поток волшебства. Особенно захватывающим оказался танец снежинок – белоснежный вихрь на фоне тёмно-синего фона, под медленно падающий искусственный снег. В этот момент она поймала себя на мысли – как хорошо, что она не поддалась давлению и пришла сюда.
Два часа пролетели как один миг. Когда отзвучали последние аккорды и публика разразилась аплодисментами, Татьяна ещё несколько минут сидела в кресле, не в силах расстаться с ощущением чуда.
Выйдя из театра, она невольно залюбовалась праздничным городом. Улицы сверкали гирляндами, в витринах мерцали новогодние композиции, а в морозном воздухе кружились крупные хлопья снега. Из дверей ресторанов доносились музыка и смех – город готовился к главной ночи года.
Татьяна включила телефон. Несколько пропущенных от Марка, последний – пятнадцать минут назад. Не успела она убрать телефон в сумочку, как он зазвонил снова. На часах было начало одиннадцатого, на экране светилось имя мужа. Татьяна на секунду заколебалась – настроение после спектакля было приподнятым, и портить его не хотелось. Но разговор всё равно нужно было провести.
– Да, милый.
– Ты где? – голос Марка звучал непривычно резко. – Мама звонила…
– И что сказала твоя мама? – Татьяна остановилась у театральной колонны, пережидая порыв декабрьского ветра. В свете фонарей кружились снежинки, оседая на её тёмном пальто причудливым узором.
– Что ты нахамила ей, отказалась принимать родню. Она неделю готовилась, всех обзвонила, договорилась. А ты просто взяла и ушла.
– Неделю готовилась? – Татьяна почувствовала, как внутри снова поднимается волна возмущения. – И ни разу не подумала позвонить и спросить о моих планах?
– Она хотела сделать сюрприз…
– Сюрприз? Заявиться тридцать первого декабря и поставить перед фактом – вот твои гости, вот продукты, готовь? А потом ещё и обвинить меня во всех грехах?
– Таня, – в голосе Марка появились примирительные нотки. – Ты не могла повести себя… помягче? Мама действительно хотела как лучше. Она переживала, что ты одна в праздник…
Порыв ветра взметнул полы длинного пуховика, и Татьяна поплотнее закуталась в шарф. Мимо спешили люди с пакетами подарков, из дверей ближайшего магазина доносилась очередная новогодняя мелодия. Она глубоко вдохнула морозный воздух, стараясь говорить спокойно:
– Я говорила с ней предельно корректно. Объяснила про билет в театр, предложила встретиться после праздников. А она начала обвинять меня в том, что я «шляюсь» и позорю семью. И тебе, похоже, наговорила того же.
В трубке повисло молчание. Татьяна слушала его дыхание и понимала – сейчас решается что-то важное. Не просто вопрос с этим конкретным вечером, а то, как они будут жить дальше. За её спиной величественно высился театр, впереди простиралась заснеженная улица, ведущая к дому Кати. Два мира, два возможных пути этого вечера.
– Мама очень переживает, – наконец произнёс Марк. – Ты не могла пропустить этот спектакль? Ради семейного праздника?
– Семейного? – горько усмехнулась Татьяна. – Где была забота о семье, когда твоя мама решила всё за меня? Когда позвала гостей, не спросив ни меня, ни тебя? Когда пыталась меня отказаться от моих планов? Когда обвинила меня в том, что я тебя обманываю?
Она помолчала секунду и добавила:
– Сейчас я еду к Кате. Я, как и твоя мама, неделю готовилась к этому вечеру. Купила билет в театр, договорилась с подругами, приготовила для них подарки. И не собираюсь отказывать себе в празднике ради сомнительного счастья провести ночь в компании людей, которым на меня плевать. Которые даже не удосужились спросить о моих планах.
На том конце провода снова воцарилась тишина. Где-то вдалеке послышался бой часов, десять ударов. Город отсчитывал последние часы уходящего года.
– С наступающим, – тихо сказала Татьяна и нажала «отбой».
Она медленно убрала телефон в сумочку. Щёки горели, но на душе было неожиданно спокойно. В конце концов, это их с Марком первый серьёзный кризис. И от того, как они его преодолеют, зависит их будущее. Но об этом можно подумать завтра.
Татьяна подняла руку, останавливая такси. Мимо проносились машины, в окнах домов мерцали гирлянды, а в небе продолжал кружиться снег – город готовился к празднику, и она не собиралась оставаться в стороне от этого волшебства.
Марк вернулся с дежурства около девяти утра. В квартире было тихо и пусто – Татьяна ещё не вернулась от подруг. Он сварил себе кофе, попутно пытаясь уложить в голове переживания прошедшей ночи.
В прихожей раздался звук открывающейся двери – вернулась Татьяна.
– Привет, – голос Марка звучал устало. – Тяжёлая ночь выдалась. – Он прошёл к столу, опустился на стул. – И не только на дежурстве.
Он разлил кофе по кружкам и протянул одну Татьяне.
– Мама всю ночь звонила, – он потёр виски. – Рыдала, что ты её не уважаешь, что она всё для нас делает… А я смотрел на часы и думал – сколько за эту ночь привезли пьяных с семейных посиделок. Сколько скандалов, драк, истерик из-за того, что за столом внезапно всплывали какие-то размолвки. Из-за того, что кто-то решил насильно собрать в одном месте всю семью без учёта их мнения… И все они тоже начинались с «я хотела как лучше».
Он сделал глоток кофе:
– И ведь мама действительно хотела помочь. Но она не понимает, что её помощь – это удавка. Она пытается всех осчастливить насильно, по своим правилам. А я… – он поднял глаза на жену. – Я тоже хорош. Вместо того, чтобы сразу встать на твою сторону, начал давить. Прости.
В этот момент раздался звонок в дверь. На пороге стояла Любовь Никитична.
– Нам нужно поговорить! Ты должен понять, как твоя жена меня оскорбила! Это ж надо было придумать, отказаться отмечать Новый год с семьёй. Вот где она шлялась всю ночь?
– Мама, – Марк покачал головой, – она не «шлялась». Она встречала Новый год с подругами, с которыми я, кстати, знаком.
– Ты их защищаешь? – Любовь Никитична всплеснула руками. – А обо мне подумал? Сколько я в это сил вложила… Продукты купила, стол накрыть собиралась…
– Доброе утро, – сказала Татьяна, выглянув в прихожую. – Вы хотели поговорить? Тогда говорите мне в лицо, а не за глаза.
– А, ты уже вернулась со своих гулянок? – презрительно фыркнула свекровь.
Они прошли на кухню. Любовь Никитична, едва опустившись на стул, начала:
– Как ты могла так со мной поступить? Я ведь тебе добра желала! А ты… Ты меня на порог не пустила, убежала в свой театр!
– Любовь Никитична, – Татьяна взяла в руки свою кружку, стараясь говорить спокойно, – вы когда последний раз получали сюрприз в виде толпы гостей, для которых нужно срочно готовить?
– Я не толпу гостей звала! Я семью собрала! И сама собиралась помочь!
– Помочь или навязать своё решение? – Татьяна глотнула кофе. – Вы даже не спросили, есть ли у меня планы.
– Планы? – свекровь поджала губы. – Какие планы могут быть у замужней женщины, когда муж на работе? Сидеть дома и ждать!
– Мама! – Марк повысил голос. – Ты сейчас серьёзно? Что за домострой?
– А ты… Ты ещё и поощряешь такое поведение? – Любовь Никитична возмущённо подскочила. – Она же позорит семью!
– Чем позорю? – Татьяна почувствовала, как снова закипает. – Тем, что пошла на новогодний спектакль? Или тем, что не позволила собой манипулировать?
Любовь Никитична долго молчала, теребя край скатерти.
– Значит, вот как, – наконец процедила она. – Я для вас теперь манипулятор? А не мать, которая хотела сделать праздник?
– Праздник не делают насильно, – тихо ответил Марк. – И забота не должна душить.
– Что ж, – Любовь Никитична поднялась, – я поняла. Вы теперь сами по себе. А я… Я вам больше не нужна.
– Мама, хватит драматизировать, – Марк устало потёр виски. – Никто не говорит, что ты не нужна. Просто научись уважать чужой выбор.
Свекровь молча направилась к выходу. У двери обернулась:
– Подумайте хорошенько над своим поведением, тогда поймёте, кто из нас прав, а кто нет.
Через три дня после Нового года Татьяна накрывала на стол для семейного обеда. Она сама позвонила свекрови – нужно было поговорить спокойно, без эмоций. Любовь Никитична согласилась не сразу, но всё же пришла.
На пороге свекровь выглядела сдержанной, но уже не воинственной:
– Я принесла пирог с яблоками.
– Спасибо, – Татьяна приняла блюдо. – Проходите, Марк скоро будет, в магазин пошёл.
Они прошли на кухню. Любовь Никитична остановилась у стола:
– Знаешь, я хотела сказать… В тот вечер я действительно хотела сделать всем приятное. Чтобы все были вместе, как раньше.
– Как раньше уже не будет, – Татьяна разлила чай. – Марк теперь не просто ваш сын. У него своя семья, свои планы.
– Я понимаю, – свекровь присела к столу. – Просто сложно принять, что теперь нужно спрашивать разрешения, чтобы увидеться с семьёй сына.
– Не разрешения. Просто спрашивать – удобно ли, можно ли. Как вы делаете со всеми остальными людьми.
В прихожей загремели ключи – вернулся Марк. Он замер на пороге кухни, переводя взгляд с матери на жену.
– Всё хорошо, – Татьяна пододвинула ему стул. – Мы просто разговариваем.
– Марк, – Любовь Никитична поправила салфетку на коленях. – Я погорячилась тогда. Не нужно было устраивать этот сюрприз, не предупредив. И уж точно не стоило закатывать скандал.
– Мам, мы не претендуем на твою безупречность, – Марк сжал её руку. – Просто давай договоримся – никаких сюрпризов. Никаких решений за других. Договорились?
– Договорились, – она кивнула. – Хотя это будет непросто.
Татьяна разложила по тарелкам дымящееся жаркое. Возможно, это не конец проблем. Но это точно начало диалога. А значит, у них есть шанс научиться слышать друг друга.
