Оценщик в ломбарде долго вертел в руках кольцо, рассматривал под микроскопом, и наконец, поднял глаза на женщину:
— Откуда у вас этот камень?
— Это подарок, — поджала она губы.
— Я могу дать вам за него… восемьдесят долларов, — предложил оценщик.
— Что? Отдайте кольцо, — потребовала она.
— Хорошо, сто! Но больше он не стоит, — заявил оценщик.
— Вы с ума сошли, что ли? Это бриллиант! Честная цена сто тысяч долларов! Верните его сейчас же! — она почувствовала, как у неё всё закипает внутри.
— Вы нигде не сможете его продать, — заверил оценщик, доставая две бумажки по сто долларов. Я коллекционер, и дам вам максимум.
— Верните камень! — крикнула она и стукнула ладонью по стеклу, разделявшую их с оценщиком.
Тут же запиликала сигнализация, и к ней подскочили два охранника-амбала, взяли под руки и поволокли в отдельное помещение.
Спиной к ней в кресле сидел человек, и пускал кольца дыма. Это был хозяин сети ломбардов «Золотой телец».
Один из охранников подошёл к нему, и что-то шепнул на ухо.
Человек в кресле развернулся и Олимпиада чуть ни вскрикнула. Она узнала этот колючий взгляд. Это был Зорин. Только теперь он поправился, поседел, пиджак был по размеру, а на груди покоилась толстая, с палец, золотая цепь. Он тоже узнал её, но в колючих глазах читалось и удивление.
— Отпустите, — приказал он охранникам, и сложив руки в замок, совсем как тогда, в кабинете директора, впился в неё своим взглядом: — Олимпия Михална Крутицкая? Вот так встреча!
— Олимпиада, — поправила его она, — не ожидала увидеть вас здесь, Сергей… Сергеевич.
— О! Да у вас шикарная память, мадам, — похвалил он, и подозвал одного из охранников: — что там точнее, Дима?
Тот подошел и наклонившись, что-то стал шептать на ухо шефу.
— Вот как? Это правда? — Зорин с удивлением посмотрел на Олимпиаду.
— Правда в том, что меня ограбили! Сергей Сергеевич, я прошу вас… я вас умоляю, разберитесь, пусть они вернут мне мой камень!
— Откуда он у вас? — быстро спросил Сергей Сергеевич.
— Нашла! — сказала она, первое, что пришло в голову.
— В таком случае, камень — собственность государства, а вам полагается премия. Половина стоимости. Неплохие деньги, кстати! Но волокита, бюрократия, а если найдётся тот, кто «потерял»? — Зорин махнул рукой: вообще пиши пропало!
— Я соврала вам, — лицо Олимпиады покраснело, она проклинала себя, что отправилась именно в этот ломбард. — Этот камень достался мне в наследство.
— Эх, Олимпиада Михална! Как не стыдно, — поцокал языком Зорин, — врать-то вы совсем не умеете!
— Это подарок, — она опустила голову, — муж подарил, за то, что сломал жизнь мне и сыну.
— А вот это похоже на правду, — кивнул Зорин, — но ваш муж, по большому счёту, подложил вам свинью.
— То есть как? Камень не настоящий? — она верила всему, что говорил человек с Лубянки. Там, как говорят, бывших не бывает.
— В том-то и дело, что настоящий! Но здесь вам его невозможно продать. И главное, что небезопасно. Вам повезло, что попали на меня.
— Сергей Сергеич, я прошу. Помогите мне! Мне надоело считать копейки, жить от пенсии до пенсии. Хочется пожить как человек… прошу вас! — умоляла она.
— Я могу дать вам пять тысяч, — подумав, сказал он.
— Но он стоит сто тысяч, — напомнила она.
— Пять или ничего. Это моё последнее слово.
— Верните камень.
— Не верну. Вас за него убьют! А меня будут мучить угрызения совести, — искренне заверил её Зорин. И даже глаза его стали мягче.
Олимпиада согласилась. Часть денег ей выдали новенькими сотками, а часть в рублях перевели на сберкнижку.
Один из мордоворотов Зорина отвёз её на машине домой. Настроение было прескверным. Хорошо, что она не успела сообщать о камне сыну, известие о том, что она так сильно прогадала, могло разрушить его и без того хрупкое душевное равновесие.
Сидя в кресле с чашкой какао в руке, Олимпиада размышляла, что ей повезло. Ведь если бы она не знала Зорина, её бы и правда, могли убить. «Хорошо, хоть что-то получила», пыталась она себя успокоить.
Теперь можно сделать ремонт в их с сыном квартире. Скоро Марик вернётся домой и тогда всё станет нормально, Бог даст, всё устроится. Врач сказал, что с его диагнозом можно нормально жить, главное, не забывать вовремя принимать лекарства и показываться иногда врачу.
Марик вернулся спокойным, если не сказать заторможенным, и ему пришлось взять дополнительный отпуск на работе. Пока он находился в отпуске, хлебзавод купил какой-то нувориш и рассчитав, что сдача помещений и складов в аренду гораздо выгоднее, чем выпечка хлеба, закрыл его. Так Марк остался безработным.
Как не старалась Олимпиада экономить, но деньги, вырученные за камень, быстро заканчивались. Марик нигде не мог устроиться, а её пенсии хватало только на коммуналку и минимальный набор продуктов. Настал день, когда она разменяла последнюю сотку.
— Ничего, ничего, — говорила она сыну, — как-нибудь выберемся. Главное, что мы честные люди, не крадем, как эти вот… — и она кивала в сторону телевизора, где выступал очередной «спаситель России».
Наконец, Марику повезло: его взяли барменом в ночной клуб, что открылся в соседнем здании вместо библиотеки. После двухнедельного обучения он весьма неплохо научился смешивать коктейли и готовить самые разные напитки. Мать сначала переживала, что ночной график работы будет вреден сыну, но он работал сутки-трое и уверял, что ему комфортно.
Теперь Крутицкие жили ещё скромнее, на мизерную пенсию Олимпиады и зарплату Марика, которая тоже была не особо большой. На завтрак и ужин ели каши, а в обед мать готовила сыну что-то из рыбных или мясных полуфабрикатов, купленных в магазине.
По телевизору показывали многочисленные программы, где лоснящиеся в свете софитов ведущие учили, как правильно готовить суп из лосося со спаржей, суфле из брокколи с соусом «тартар» и апельсиновый мусс с шоколадной крошкой. Олимпиада Михайловна давно утратила интерес к деликатесам: язва и диабет ограничивали её рацион гречкой и овсянкой. А Марик глотал слюни и злился. Он всё ещё был достаточно молодым человеком и ему было обидно оттого, что жизнь в телевизоре сильно отличается от его собственной. На работе, в клубе, он видел людей, которые напивались до свинячего визга и сорили деньгами, которые ему не заработать за несколько лет, и он не мог понять, чем они лучше его.
В личной жизни Марику тоже не везло: он познакомился с девушкой Катей, и хотел бы поехать с ней в Грецию, но его заработка хватило лишь на то, чтобы сводить её пару раз в ресторан и прокатить на речном трамвайчике. В итоге, Катя ушла от него к более «перспективному» мужчине, который хоть и брал взятки за помощь в ускорении сделок с недвижимостью, зато свозил Катю в Турцию, и жил отдельно от мамы.
Так незаметно прошло десять лет. Мать уже почти не вставала и подолгу спала днём. Марик, как мог, ухаживал за ней, но присутствие дома тяготило его. Ночной клуб, где он работал, давно закрылся и теперь Марик работал на небольшом частном предприятии кладовщиком. С одной стороны, эта работа нравилась ему куда больше, нежели в ночном клубе: она была спокойнее, и не предполагала взаимодействия с большим количеством людей. С другой стороны, теперь круг его общения сузился до трёх человек: двух сотрудников склада и матери.
Олимпиада скончалась тихо, во сне. Разбирая вещи после её смерти, среди старых писем и фотографий, Марик нашёл довольно свежее письмо от отца. Тот рассказывал, что переехал в другой штат, теперь его бизнес там. Спрашивал, удалось ли ей продать камень. «Какой камень»? — недоумевал Марик. Мать, чтобы не расстраивать его, сказала что отец оставил денег, умолчав про бриллиант. Он обыскал всё, но нашёл только мышиного цвета бархатную коробочку. Она была пуста.
На конверте был обратный адрес. На следующий день Марк был выходной. Он пошёл в тату-салон и набил себе американский адрес отца на внутренней стороне руки, чуть выше шрама, оставшегося от неудачной попытки суицида.
Теперь он хотел найти и убить Бориса. Этот человек украл у него всё: победу на детском конкурсе, счастливое детство, любимую женщину! Если бы не предательство Бориса, карьера мамы не была бы разрушена, она могла бы жить, сделать себе подтяжку лица и завести молодого любовника!
Наконец-то жизнь Марка обрела какой-то смысл. Он стал собирать документы, чтобы выехать в Штаты.
Но, как оказалось, получить визу не так-то просто. Вернее, совсем непросто. С зарплатой кладовщика и сомнительной кредитной историей ему отказали. Марик вышел из посольства с поникшей головой, как вдруг его окликнула эффектная дама лет сорока пяти-пятидесяти. Одета она была дорого и со вкусом.
— Эй, парень, иди-ка сюда! — повелительно кивнула она ему.
— Вы мне? — он оглянулся, но поблизости никого не было.
— Тебе, тебе! Что, день не задался?! — спросила дама, доставая из сумочки тонкую золотую сигаретку, намекая, что он должен поднести огонь.
— У меня нет зажигалки, — сказал он.
— Почему? — удивилась она.
— Так не курю, — развёл он руками.
— Ну и что? Зато я – курю! Так что носи зажигалку при себе, мальчик, если хочешь быть джентльменом.
— А вы кто? — он более пристально посмотрел в её лицо, и понял, что уже где-то видел его. Возможно, в прежней жизни, в ночном клубе.
— Белинда Карлайл! — засмеялась она и протянула ему сигарету: — вон мужик идёт, дымит. Прикури для меня!
— Но я никогда не курил, — растерялся Марк, — я не знаю, как!
— Иди, иди! — подтолкнула его она. И он пошёл.
— Позвольте прикурить, — остановил Марк мужика с одутловатым лицом и маленькими, недобрыми глазками.
Тот вытащил изо рта бычок, стряхнул с него пепел и протянув Марку, заметил, что у Марка во рту золотая дамская сигаретка.
— Ты что? Педik, что ли? — усмехнулся он, пока Марк пытался её раскурить. Затянувшись, Марк закашлялся и тряхнул чёлкой — сам ты педik!
У мужика отвисла челюсть, после чего он, не долго думая, плюнул в кулак и стукнул Марка в лицо. У того из глаз искры посыпались. Он слышал обрывки фраз, потом кто-то щупал его лицо холодными пальцами. Кто-то смеялся и плакал одновременно.
Очнулся он на мягкой кровати, сбоку к нему прильнул какой-то тёплый комок шерсти, оказавшийся маленькой собачкой.
— Ой, ну наконец-то! — Марк обернулся на голос, но всё виделось ему, как в тумане. Он узнал вчерашнюю курильщицу, вернее её очертания.
— Что случилось? — обвёл он взглядом богатую обстановку. Собачка, проснувшись, тявкнула.
— Эта горилла чуть тебя не покалечила! — заохала дама, — остался приличный отек, но лицевые кости и нос не сломаны. Конечно, придётся сделать снимок на предмет сотрясения… в общем, добавил ты мне забот, парниша!
— Я? Да я просто шёл себе.. если бы не вы, сидел бы сейчас дома, учил английский. Какой сегодня день? Мне в понедельник на работу!
— Ну, ладно, ладно. Оформишь больничный! Оставайся у меня, я тебя вылечу.
— В каком смысле? Не! Мне домой надо! — Марк поводил языком по внутренней стороне щеки, кажется, прикусил изнутри.
— Ах, какие мы гордые! — поддразнила его дама, — машину водишь?
— Нет, — отрицательно покачал головой Марк.
— Да что ж такое! Не куришь, машину не водишь! Придётся тебя всему этому научить! — вздохнула она.
Оказалось, что зовут её не Белиндой, а Надей, и что она работает она в иммиграционной службе при Посольстве США. Услышав это, Марк понял, что это — его единственный шанс попасть в Америку. Нужно только окрутить и очаровать новую знакомую.
Он старался, как мог. Угадывал любое её желание, вовремя подносил то зажигалку, то воду, то вино. Делал ей массаж ног, гулял с её собачкой. Как-то, поймав хорошее настроение Надежды, он признался, что мечта всей его жизни — побывать в Нью-Йорке. Мол, мечтает увидеть собственными глазами известную Статую. Ну, не рассказывать же ей в самом деле, правду! От аэропорта Кеннеди до дома отца — два часа езды на машине. Он проверял по картам. Про Бориса он молчал, чтобы не испортить дело.
Надежда даже нравилась ему, но иногда её грубые шутки и собственническое отношение заставляло его сжимать кулаки. Жизнь альфонса была ему отвратительна. Но он терпел ради своей цели.
Наконец, она объявила Марку, что они едут в Нью-Йорк! Виза ему одобрена. У неё есть там кое-какие дела, а он сможет осуществить свою давнюю мечту — увидеть все достопримечательности.
Сама Надежда в Нью-Йорке была как дома. В аэропорту её встретила подруга, Грейс, как две капли похожая на Машу Распутину. Женщины шумно обнимались и хохотали, но похоже, что никому до этого не было никакого дела.
— Мы с Надин немного развлечемся, сходим на мужской стриптиз, и я верну её тебе, в целости и сохранности!» — пообещала подруга Марку, скользнув длинным ногтем по его выбритому подбородку, — Не ревнуй!
— Будь хорошим мальчиком, сходи в Национальный парк, полюбуйся на Манхэттен… в общем, ни в чём себе не отказывай! — вторила ей Надежда, — встретимся в гостинице!
— Когда вернёшься? — спросил Марк. Он боялся, что всё время поездки ему придётся сопровождать её по магазинам. А тут такая удача!
— Скоро вернусь, может завтра… максимум послезавтра. Я бы взяла тебя с собой, но знаешь… как-нибудь в другой раз. Увидимся! Бай! — помахав ему, она села вслед за Грейс в чёрный автомобиль.
Он помахал им вслед, и улыбка тотчас покинула его лицо. Теперь он не сомневался в своём предназначении. Всё складывалось как нельзя лучше. Значит он прав, и надо ковать, пока горячо.
Он решил покончить с отцом сразу, пока удача на его стороне. Как это сделать, он пока не думал, но точно знал, что следы заметать не станет. Его жизнь и так кончена. Его ждёт тюрьма или психушка, что по сути для него — одно и то же.
Когда он первый раз проходил лечение, его потряс один больной. Он был одержим мыслью отомстить своей жене, которая по его мнению «упрятала его». Свою месть псих мечтал осуществить с помощью струны, и ежедневно развивал мышцы рук и силу пальцев, чтобы не оставить жене шанса, если «струна порвётся». Его руки никогда не были свободны. Он то отжимался, то сжимал резиновое кольцо. С ним его и обнаружили серым осенним утром. Причины смерти того психа Марик так и не узнал. Поговаривали, что мол, сердце остановилось, но мало кто в это верил.
Ещё в Москве Марк купил струны и захватил их с собой. Из вещей у него был только рюкзак. На стоянке такси народу было немного, и скоро он сел в машину. Сначала смотрел на мелькавшие за стеклом небоскрёбы, но очень быстро глаза утомились. Он закрыл их и задремал.
— OhSssshiiiit! — донеслось до его сознания, — машину развернуло и раздался удар. Посыпались стёкла, а затем всё его существо пронзила тупая боль. Последнее, о чём успел подумать Марк, это о том, что везение похоже, закончилось.
Открыв глаза, он увидел себя в небольшом помещении. Слева от него стоял стол с аппаратурой, а справа, за шторкой цвета морской волны, кто-то стонал.
«Где я? Что случилось?» — подумал он, продолжая разглядывать штору. «Эй, ты кто»? — спросил он того, кто стонал справа, но тот ничего не ответил, хотя стонать перестал.
Марк закрыл глаза и снова заснул, пока не очнулся от влажного прикосновения. Что-то прохладное касалось его щёк и лба.
Приоткрыв глаза он увидел девушку. У неё были очень синие, прямо-таки васильковые глаза. Она протирала ему лицо салфеткой. Увидев, что Марк очнулся ,она улыбнулась ему.
— Как вы себя чувствуете? — спросила она по-русски, без акцента, чем очень удивила его, — вы так долго были без сознания… я позову доктора!
— Нет, — с огромным усилием он поднял ладонь, — подождите! Где я?
— Вы в окружной больнице, — ответила она, — случилась авария, и.. вот вы здесь. Мы выяснили, кому принадлежит адрес на вашей руке… Мистер Крутицкий ваш родственник? Могу я сообщить ему, что вы очнулись?
Он кивнул. Первым к нему подошёл доктор, что-то спросил по-английски, посмотрел на монитор, и подняв большой палец вверх, удалился. После он снова увидел симпатичную медсестричку — она принесла пакет с раствором, и поставила ему капельницу.
А затем явился отец. К тому моменту Марк снова задремал.
Борис кивнул медсестре и та вышла, а сам он опустился на табурет возле кровати.
— Ну здравствуй, сынок, — сказал он, слегка коснувшись одеяла рукой, — тебя здорово зацепило, но врачи говорят, что ты везунчик.
— Здравствуй…— очнувшись, сказал Марк, — я не чувствую ног! Что со мной?
— Это, вероятно, оттого, что ты долгое время был без движения. Позвоночник, слава богу, цел… у тебя был перелом бедра и сломано два ребра, — он замолчал, увидев медсестру, которая принесла зеркало.
— А… Надежда? Где она? — спросил Марк, внезапно вспомнив о любовнице.
— Надежда? А, это женщина, с которой ты приехал! Она вернулась в Россию. Ты же в коме был, почти месяц. Разве тебе не сказали? Надежда приехала ко мне, потому что додумалась, что адрес у тебя на руке — неспроста.
— Она сильно орала?
— Сильно, но недолго, — подмигнул отец, — мы славно посидели. Но к тому моменту я ещё не знал, что ты в больнице. Она оставила телефон, и я сообщил ей о тебе, как только узнал. Я и не знал, сынок, что тебя тянет к женщинам постарше!
Марку стало неловко, потому что рядом стояла та самая синеглазка, и сочувственно смотрела на него.
— Спасибо, Анечка, — отец взял у неё зеркало и протянул Марку. Тот увидел, как сильно зарос. В отражении на него смотрел совсем другой человек.
— Лечение, наверное стоит кучу денег? — спросил он, подождав, пока медсестра уйдёт.
— Не волнуйся, страховая компания владельца такси оплатит счёт. За годы пребывания здесь я обзавёлся связями, и знаю законы — не без гордости сказал отец, — ну, рассказывай, как тебя сюда занесло?
— Ехал к тебе, — ответил Марк, — а как ты узнал, что я здесь, в больнице?
— Это всё Анечка. Её инициатива. По адресу на тату выяснила телефон, и позвонила. Чудесная девушка, я бы за ней приударил!
— А как же Татьяна, твоя жена? — глухо спросил Марк.
— Татьяна? Нет, там ничего не было серьёзного, — тихо засмеялся отец, склонившись к его лицу: — девочка очень хотела в Америку и я помог ей. Вот и всё! По приезду мы сразу развелись.
— Это правда? А ты знаешь, что мама умерла? — спросил Марк.
— Да, я много раз звонил вам, хотел узнать, как вы, но…Липа постоянно бросала трубку. А потом один из общих знакомых сообщил мне, что её больше нет. Борис склонил голову, но после поднял её и с воодушевлением посмотрел на Марка: — но зато, сынок, у меня есть ты!
Он и не догадывался об истинной причине, заставившей сына искать его. Он был уверен, что Марк приехал, чтобы остаться в Америке.
Каждый раз, когда Марк видел Анечку, ему становилось лучше. Словно солнышко заходило в палату, и грело его своими мягкими лучами.
— Анечка, я давно хочу спросить вас, — сказал ей Марк, — как вы сюда попали? В Америку?
— О, это долгая история, — сказала она, доставая лекарство для инъекции, — всё достаточно банально и скучно.
— Вы вышли замуж за американца? Я помню время, когда это было модно, — сказал он беспечно, — все девушки, как помешались.
— О нет, это не по меня, я приехала с мужем, — ответила Анечка и по лицу её пробежала тень. Он был одержим уехать и однажды объявил мне, что выиграл «гринкарту». Что это наш шанс. Он много чего говорил, и главное, что сможем вернуться, если не приживёмся…
— И что? Прижились? — немного ревниво спросил Марк, известие о замужестве неприятно поразило его, ведь на правой руке у Ани не было обручального кольца и он уже представлял себе начало романа.
— Нет, — покачала головой Анечка, — он, представьте себе, уехал через два года. А годом ранее мы развелись.
— Хорошо… — сказал он,— это просто здорово!
— Что здорово? — не поняла она, — что уехал, или что развелись?
— Что вы не замужем! — с чувством сказал он, — я бы встал и закружил вас, Аня… когда я смогу встать?
Она нахмурилась и вышла, оставив его в недоумении. Он подумал, что обидел её, а она покрутила на пальце обручальное кольцо. Американцы носят их на левой руке. Вскоре она вернулась, с твёрдым намерением не поощрять ухаживаний Марка. Он ей нравился, но она прекрасно понимала, что их отношения лишены всякого будущего. Аня была замужем за американским гражданином, и у них подрастала дочь, пятилетняя Еванжелина, которая почти не говорила по-русски.
— Анечка, я вас чем-то обидел? — спросил её Марк, когда она вернулась, — или мои дела настолько плохи, что я не смею рассчитывать…
— Нет, нет, просто мы не поняли друг друга. С первым мужем я развелась по приезду, это было почти восемь лет назад… Сейчас у меня есть семья. Обязательства.
Больше он не сказал ей не слова. Мечты о любви отодвинули его миссию на задний план: размечтавшись об Анечке, он уже не хотел пожизненное за убийство отца. Он хотел, чтобы его полюбили.
Борис пришёл навестить его и принёс с собой небольшие шахматы на магнитной доске.
— Ну что, сыграем? — спросил он, подмигивая, — помнишь, ты в детстве у меня выигрывал?
— Я знаю, ты поддавался, — хмуро ответил Марк.
— Самую малость, — улыбнулся Борис, устанавливая кроватный столик и пытаясь разместить на нём доску, — ну? Ты белыми или чёрными?
Чем больше Марк на него смотрел, тем яснее понимал, что его «миссия» провалилась.
— Знаешь,— сказал отец, делая очередной ход, — Недалеко от меня сдаются апартаменты. Недорого и весьма прилично. Если врач разрешит, в следующий уикэнд мы могли съездить посмотреть! Как тебе? Ты не представляешь, как я рад, что теперь ты со мной! Мой сын, мой Марик!
— Ты бы мог сделать для меня кое-что? — Марк сделал свой ход.
— Конечно! Всё, что угодно, — радостно согласился Борис, — ну? Говори, не стесняйся!
— Купи мне обратный билет, — попросил Марк.
Борис пообещал, но так и не купил сыну билет. Пока у Марка срастались кости, отец внушал ему, что ему лучше остаться. Борис предложил сыну долю в своём бизнесе — он, как и прежде, занимался компьютерами и комплектующими.
— Я старею, — говорил Борис, — но я всё ещё могу дать тебе то, что задолжал. Мой опыт, мои связи, мои деньги… всё это я оставлю тебе!
— Ты никогда не сможешь вернуть то, что задолжал маме, — ответил Марк, — а я не смогу этого забыть!
К сорока годам Марк сумел стать полноправным партнёром и преемником отца. Но он знает, что его билет в Россию — дело времени. Обиженный мальчик с заплаканными глазами, затравленный одноклассниками, иногда просыпается в нём. Тогда он звонит Анечке и она помогает достать ему нужные лекарства.
